Храбрая, прекрасная, гениальная

Возлюбленная Барри Саттона

Спасительница Барри Саттона

Он окидывает взглядом ледник.

Ни ветерка.

Ничто не движется.

Полностью замерзший мир.

Словно бы вне времени.

Небо прорезают метеоры, а над горизонтом только что поднялось южное сияние – мерцающая зелено-желтая лента.

Барри заглядывает в яму рядом с могилой Хелены. Вдыхает морозный воздух, переносит ногу через край и осторожно опускается ниже уровня равнины. Плечами он касается стен ямы, между его могилой и могилой Хелены пробито отверстие – можно вытянуть руку и потрогать сосновый гроб.

Так хорошо снова быть рядом с ней. С тем, что когда-то ею было.

Прямоугольник могилы обрамляет ночное небо. Смотреть в космос из Антарктиды – все равно что смотреть в космос из космоса. В подобные ночи – ни ветра, ни снега, ни луны – полоса Млечного Пути кажется небесным пожаром, переливающимся цветами, каких на Земле не увидишь.

Космос – одно из немногих мест, где понятие времени имеет смысл. Умом Барри осознает, что, глядя на любой объект, заглядывает в прошлое. Если он смотрит на собственную руку, то у света, чтобы доставить изображение ему в глаза, уходит наносекунда – одна миллиардная доля секунды. Когда он смотрит на исследовательскую станцию в полумиле от себя, он видит ее такой, какой она была 2640 наносекунд назад. Кажется, что мгновенно, и с практической точки зрения так оно и есть.

Но когда Барри глядит в ночное небо, то видит звезды, чей свет шел к нему годы, или сотни лет, или миллионы. А нацеленные в глубины космоса телескопы видят свет возрастом в десять миллиардов лет от звезд, зажегшихся вскоре после рождения Вселенной.

Барри смотрит не только сквозь пространство, но и сквозь время.

Ему холодней, чем было по дороге на кладбище, и все-таки недостаточно холодно. Наверное, придется расстегнуть куртку и снять с себя часть одежды.

Он садится, стягивает с правой руки верхнюю рукавицу и лезет в карман. Достает оттуда фляжку с виски, сравнительно теплым благодаря близости к телу и изолирующим слоям воздуха между предметами одежды. На открытом воздухе содержимое фляжки замерзло бы за минуту. Потом – бутылочку со снотворным. Там пять двадцатимиллиграммовых таблеток. Даже если они его и не убьют, то усыпят достаточно глубоко, чтобы холод довершил дело.