– Здравствуйте, Мари.
Проезжающая мимо машина бросает золотистые отблески на ее кожу, на глаза.
– Как вы, Кэтриона?
– Могли бы заглянуть в паб, посидеть с нами…
– Я не знала, будете ли вы мне рады. – Улыбка у нее невеселая, и она правильно сделала, что не зашла, но зачем говорить ей это сейчас?
– Эл было бы приятно.
Она нервно стискивает затянутые в перчатки руки.
– Я не смогла помочь ей, зато помогла вам. – Щурится от света фар. – Я вас спасла, так ведь?
Я смотрю на красивый шарфик, на кожаные перчатки, на безупречный макияж, которые прячут ужасные шрамы. Подхожу ближе, беру ее за руки и киваю. Как ни странно, Мари действительно меня спасла. Ей удалось растормошить меня и напомнить, что такое страх и насилие.
Улыбка Мари ослепительная, пальцы крепко вцепляются в мои.
– Будьте счастливы,
Она резко отворачивается, обдав меня облачком «Шанели», и уходит.
* * *
Я отправляюсь в дом одна. Мне не хочется оставлять Эл на съемной квартире, но возвращения сюда она заслуживает еще меньше.
Вытоптанные лужайки на Уэстерик-роуд усыпаны окурками, пустыми бутылками и пакетами. Я поднимаюсь по каменным ступеням к большой красной двери. Уже несколько месяцев дом стоит запертый. Когда поверенный вручил мне увесистую связку, я долго сидела, перебирая ключи, и вспоминала окрик: «Беги!», темноту и грохот, ночной засов, который я никак не могу открыть… Теперь я недрогнувшей рукой выбираю нужный ключ, с тяжелым лязгом проворачиваю его в замочной скважине, толкаю дверь и вхожу. Прежний запах старого дерева и старых вещей стал слабее – его перебивает дух запустения, покинутости, и я чувствую облегчение. На коврике лежит конверт, адресованный мне, – письмо из Национального архива Шотландии. Поднимаю, кладу в карман.
На паркете, перилах и дедушкиных часах играют зеленые и золотистые лучи, но я не смотрю на витражное стекло и не иду наверх. Поверенный предложил составить опись, до которой мне нет дела. Я велела продать дом вместе со всем содержимым как можно скорее. Росс наверняка меня поддержал бы. В конце концов, кому нужна тюрьма без узников?
Я пришла ради себя, ради всего, что оставляю позади. Мне никак не удается забыть о случившемся и жить дальше. Я до сих пор не стою жертв Эл и мамы, не могу примириться сама с собой. Надо стряхнуть это горестное уныние, эту чертову неблагодарность – ведь, пока барахтаюсь в них, я подвожу Эл еще больше. И все же меня не покидает ощущение неправильности, незавершенности происходящего.
Вхожу в тень под лестницей, отдергиваю черную штору. Чихаю от пыли, зажмуриваюсь и дохожу до конца кладовой. Открываю шкаф, включаю фонарик и спускаюсь в Зеркальную страну в последний раз.