– Ты ни в чем не виновата! Мама всегда твердила нам, что старшая в ответе за младшую, – но она была не права. Из-за того, что сестра никогда ее не защищала, тебе пришлось пожертвовать жизнью ради меня!

– Тоже мне жертва… – По губам Эл блуждает безумная улыбка, глаза смотрят в никуда. – Я любила Росса. Я всегда хотела быть с ним, с самого начала. Считала его таким хорошим, таким храбрым… Увы, лгать, манипулировать и плести интриги для меня теперь как дышать. Наверное, я плохая. Наверное, со мной что-то не так. Это я во всем виновата! Умереть должна была я, а не Мышка…

– А я – пьяница, эгоистка, предательница, трусиха, всю жизнь бежавшая от правды. Я хотела Росса, и плевать на твои чувства! Я тебя ненавидела и даже не подозревала, что ты не испытываешь ненависти ко мне. И в ту ночь – в ту проклятую ночь! – я ушла бы без тебя. Если б Росс не загородил наш лаз, я оставила бы тебя с дедушкой, как в свое время Ведьма оставила маму, и даже не оглянулась бы!

Эл хватает меня за руку.

– Чушь собачья! Ты совсем другая, ты ни в чем не виновата… – Взгляд ее становится пристальным, хватка ослабевает, и Эл сдавленно хихикает. – Думаешь, это ужасно умно?

– Ты не виновата, Эл. – Я тоже улыбаюсь, хотя мне совсем не весело.

Придвигаю стул ближе, сажусь напротив сестры, и мы смотрим друг на друга, словно в зеркало. Глаза у нее красные, кожа бледная. Вспоминаю, как она лежала на больничной кровати. Вспоминаю все мамины сказки, все ее уроки. «Шоушенк», «Повесть о двух городах», «Граф Монте-Кристо», «Мотылек», «Человек в Железной маске», «Шпион, который вернулся с холода», романы Агаты Кристи… Для меня это были лишь истории побегов, а Эл училась по ним проявлять смекалку, развивала в себе способность подражать и изыскивать любые возможности, жертвовать собой ради других, приходить на выручку. Она прекрасно усвоила, что невинная ложь – это просто ложь, которая еще не утратила невинность.

И она обязательно вернулась бы за мной. Если б я не смогла спастись от Росса, она пожертвовала бы своей свободой и новой жизнью. Это я знаю наверняка.

Вспоминаю про племя индейцев в глубине Южной Америки. Они вставали в круг и загоняли внутрь соплеменника, которого не хотели терять. Я сжимаю руки Эл, заставляю взглянуть мне в глаза и начинаю напоминать ей обо всем хорошем, что она сделала, и о том, что она хороший человек. Я повторяю это без остановки, и наконец сестра начинает видеть и слышать меня, начинает мне верить.

* * *

И только потом я плачу по Ионе. Я оплакиваю сестру, которую у нас не было шанса ни полюбить, ни спасти. Вспоминаю тот случай, когда она сидела рядом со мной в вигваме вождя Красное Облако, и в ее голубых глазах светилось неподдельное сочувствие.