– Мистер Каллахэн, полагаю, вам есть что сказать по этому поводу.

– Да, Ваша честь. Насколько я понимаю, амиши не подчиняются летнему времени. Но одно дело – придерживаться собственного графика, когда это не затрагивает других, однако в суде они должны подчиняться нашему времени. Такое ощущение, что мисс Хэтэуэй постоянно стремится подчеркнуть вопиющее различие между амишами и остальной частью мира.

– Ничего подобного, Джордж, – пробормотала Элли. – Все дело в обычной лактации у коров.

– Кроме того, – продолжил прокурор, – мне остается допросить одного свидетеля, и, если мы отложим его свидетельство, это может пагубно отразиться на моем деле. Сегодня пятница, и присяжные смогут выслушать его только в понедельник утром, а к этому моменту возникший запал сойдет на нет.

– Не сочтите меня бесцеремонной, Ваша честь, но позволю себе отметить, что во многих судах, в которых я участвовала, в последнюю минуту меняли расписание из-за необходимости ухода за детьми, визита к врачу и других непредвиденных случаев, происходящих в жизни адвокатов и даже судей. Почему бы не нарушить правило и ради обвиняемой?

– О, она уже и так это сделала! – сухо произнес Джордж.

– Успокойтесь, господа, – сказала судья Ледбеттер. – Какой бы заманчивой ни казалась перспектива выбраться отсюда до пятничных пробок, я вынуждена отказать вам в вашей просьбе, мисс Хэтэуэй, по крайней мере на то время, какое уйдет у стороны обвинения на представление их дела. Когда наступит ваш черед, милости прошу отложить суд в три часа, если это вас устроит. – Судья повернулась к прокурору. – Мистер Каллахэн, можете вызвать своего свидетеля.

– Представьте, что вы молодая девушка, – начал доктор Брайан Риордан, судебный психиатр от штата. – Вы оказываетесь в недозволенных отношениях с парнем, о котором ваши родители ничего не знают. Вы спите с этим парнем, хотя знаете, что это нехорошо. Через несколько недель вы обнаруживаете, что беременны. Вы выполняете свои повседневные обязанности, хотя устаете немного больше, чем обычно. Вы думаете, проблема решится сама собой. Каждый раз, как эта мысль приходит вам на ум, вы отгоняете ее, обещая себе, что займетесь ею завтра. Тем временем одежда становится вам тесноватой, и вы стараетесь, чтобы никто не обнимал вас. Потом однажды ночью вы просыпаетесь от ужасной боли. Вы знаете, что с вами происходит, но вас беспокоит лишь то, как сохранить это в тайне. Вы выскальзываете из дому, чтобы никто не услышал, как вы рожаете. В одиночестве, в тишине вы рожаете ребенка, который ничего для вас не значит. Потом ребенок начинает плакать. Вы прикрываете ему рот рукой, чтобы он всех не разбудил. Нажимаете сильнее, пока ребенок не перестает плакать, пока он не перестает шевелиться. Затем, понимая, что вам надо от него избавиться, вы заворачиваете его в чью-то рубашку и засовываете куда-то с глаз долой. Вы измучены, поэтому поднимаетесь в свою комнату, говоря себе, что займетесь остальным завтра. Когда на следующий день полицейские спрашивают вас про ребенка, вы говорите, что ничего о нем не знаете, – точно так же, как постоянно внушали себе.