– Он не способен учиться. Он ничего не хочет. Поэтому я совершенно уверен – если человек чего-то хочет, это уже отлично! Ему нужно помочь, а не ложиться у него на пути непреодолимой преградой. Твоя дочь хочет быть актрисой, так помоги ей! Она сама разберется, в случае чего поменяет профессию!

– Как будто это так легко.

– Как будто все время должно быть легко.

– Перерыв! – донеслось из монитора. – До шестнадцати.

– Я все прослушала, – пожаловалась Тонечка. – Представляешь? Так и не поняла, нужно еще раз переписывать или нет.

– Не нужно. Одного раза достаточно.

Они выбрались из тесной комнаты, уставленной аппаратурой, в коридор киностудии.

– Хочешь, пойдем ко мне, – позвал Герман. – Или в буфет. Я тебе кофе закажу и пирожное «картошка». Два.

– Давай сначала Настю найдем, – сказала Тонечка. – А потом пирожное «картошка», два.

Настя в это время вбежала в опустевшую декорацию, где все еще было невыносимо жарко от многочисленных осветительных приборов, только что погашенных.

Навстречу попались монтажники. Они ругали какой-то «новый пол», который «не ложится, да еще гремит так, что от звуковиков житья нету».

Даня, дочитывая на ходу толстую книгу, плелся за ней.

– Даня! – Настя топнула ногой и захлопнула том. – Очнись ты!

– Между прочим, на самом интересном месте, – сказал он сердито. – Чего тебе приспичило сейчас делать, я не понял! Может, поедем уже? Скажем твоей маме, что все посмотрели, и поедем.

– У меня план, – прошипела Настя. – Закрой дверь.

Даня оглянулся.

В огромном павильоне висели пыльные черные полотнища. Они огораживали центр площадки, в котором была построена квартирка. Самая настоящая небольшая квартирка – кухня с плитой, комнаты с диванами, детская с игрушками. В кухне торчали камеры. Все, что было за полотнищами, терялось в черноте, пустоте и высоте.

– Какие двери я должен закрыть, Насть?

– Через которые мы зашли!

Даня вернулся, посмотрел и сказал во весь голос: