Мне нужно было спросить последнее. Последнее, и все. Больше у меня не будет вопросов ни к кому.

Как можно небрежнее я спросил:

— И такой пистолет только у тебя, да?

— Почему? — удивился он. — Разве только у меня здесь опасная профессия? Есть кое у кого еще.

— У кого, Лева? — спросил я.

Он пожал плечами и рассказал мне, — у кого еще в нашей лодке есть такие пистолеты.

Все-таки я оказался в нужное время, в нужном месте…

Рябинина слушала радио — в ее каюте, в которой недавно был хладнокровно убит Рохлин, было темно. Звучала тихая музыка — кажется, Вивальди.

Я включил свет, выключил радио и сел напротив нее. Когда она вскочила, глаза ее сверкали.

— Что ты себе позволяешь, Лапшин?! — буквально прошипела она.

Но, прочитав в моих глазах что-то из ряда вон выходящее, поумерила прыть и спросила каким-то вмиг севшим голосом:

— Что случилось, Гриша?

Слепой бы увидел, что она встревожена.

— Григорий, ты пьян?!

Давай, называй меня по имени, я люблю, когда ты называешь меня по имени.

— Лапшин! — перешла она на свой обычный язык. — Ты пугаешь меня, Лапшин!

— Юля, — сказал я ей. — Понимаешь… Дело в том, Юля, что…

И я снова замолчал.

— Гриша… — прошептала она.