— Увидишь, — ответил он и подал мне довольно большой, но тонкий конверт. — Прошу не задавать никаких вопросов.

— Вообще?!

— Вообще.

— Никогда?

— Хотя бы сейчас. И сегодня ночью меня тоже не надо беспокоить. И завтра утром. Днем я буду на выставке в ЦДХ на Крымском валу. Не слышал? «Москва наизнанку» называется.

— Выставка фотографий такого же мудака, как и ты, — не преминул съязвить я. Должен же я хоть как-то отомстить?

— Точно, — кивнул он, ничуть не задетый. — Вот после нее и встретимся. Договорились?

— Вообще-то у меня были планы на завтрашний вечер, — зевнул я демонстративно. — Но если ты так слезно просишь…

Сюткин усмехнулся.

— Езжай домой, — сказал он, — свари себе кофе, сядь поудобнее, во избежание несчастного случая, и только потом достань из конверта то, что в нем лежит. А когда восстановишь дыхание, не бросайся к телефону, чтобы слезно умолять меня о встрече. Дома меня не будет. Лучше подумай обо всем на досуге, а завтра вечером у меня, надеюсь, будет, чем тебя удивить и порадовать. Понял меня?

— Пошел ты… — сказал я ему, улыбаясь.

— Уже! — кивнул он.

Не прошло и пары секунд, как он растворился в толпе. Только что был — и нету.

Но остался конверт. Я пальцами попытался определить, что же в нем находится. Бумага была плотной. Если к тому же помнить о профессии Кости Сюткина, то вполне можно предположить что внутри была обычная фотография. Хотя вряд ли она обычная, Сюткин не шутит, когда дело касается его профессии.

У меня руки зачесались раскрыть конверт прямо здесь. Но я обещал этого не делать.

И я почувствовал себя слегка прижатым к стенке. Что меня разозлило. Кто хоть немного меня знает, тот помнит, что я терпеть не могу, когда меня прижимают к стенке, что от этого становлюсь, мягко говоря, неадекватным.

Ну тебя к черту, Сюткин, подумал я. Не поеду я домой, не стану варить себе кофе, не стану садиться в кресло, не слишком-то я горю желанием раскрывать этот конверт, мальчишка я тебе, что ли, — игры со мной играть?! Идите-ка вы со своими тайнами мадридского двора далеко-далеко.

В конце концов я, можно сказать, выздоровел и вполне могу себе позволить то, что не могут больные. Например, женщину. Рябинина меня отвергла, но замен ей несть числа. Не пропаду! У журналиста Григория Лапшина столько поклонниц, что пропади Рябинина пропадом.

Я позвонил куда надо и поехал к московскому черту на куличках. Меня ждала и манила незабываемая ночь…

Если б я знал, чем это кончится…