Надо заметить, что «ведущая» пара двигалась за «объектом» тоже весьма своеобразно. Автомобиль почти в точности копировал ритм движения Бориса Николаевича: и если тот вдруг начинал спешить, идя на обгон пешехода, то и «жигуленок» давал газу, а когда «объект» неожиданно останавливался, то и наблюдатель тотчас нажимал на тормоза, машина замирала на месте, терпеливо дожидаясь, пока Борис Николаевич, незаметно оглядевшись, вновь двинется вперед…

Молодой человек, напротив, всем своим видом показывал, что ему на «объект» глубоко наплевать — ну идет себе какой-то Борис Николаевич, да и черт с ним! — что у него, у молодого человека, своих дел навалом: вот, кстати, девушка прошла весьма аппетитная, и ноги у нее ничего, и вымя еще не отвисло, словом, класс девчонка, самый сок, и если бы не умело припудренные прыщи на лбу, то он, молодой человек, естественно, лихо подлетел бы к ней и взял телефончик, а там, глядишь, и чем черт не шутит…

Но вот ведь что интересно, при всей своей развязности и этакой хлестаковской лихости молодой человек ни на секунду не выпускал Бориса Николаевича из поля зрения, хотя и шел за ним как бы в «противофазе»: если «объект» останавливался, то наблюдающий нагло пер на него и пялил свои наивные глаза, словно говорил — «да вот он же я, смотри, дурак, смотри!», а когда Борис Николаевич вновь начинал свое неспешное движение, то молодой человек замирал или шел куда-то в сторону, якобы заинтересованный безделушками на многочисленных лотках, которые вдруг выросли, как грибы после дождя, по всему центру Москвы после смешного августовского путча.

Если «ведущая» пара группы наружного наблюдения работала как два «коверных», как Бим и Бом, дополняя друг друга, но держась строго на разных полюсах имиджа, то оставшаяся часть «наружки», страхующая, вела себя просто и понятно, как обычная рабочая лошадка, без выкрутасов, без артистизма, без всего того, что так любят показывать в дешевых американских — да, чего уж там, и во всех остальных, конечно же, тоже! — боевиках.

«Страхующая» пара находилась в новой белой «Ниве» — два чекиста в одинаковых светлых плащах, одинаково подстриженные и, что уже было совсем лишним, с одинаковыми проборами. Они двигали в такт челюстями — «Стиморол», естественно, «неповторимый и устойчивый», — держали в поле зрения и «объект», и молодого человека, и его напарника в «жигуленке», смотрели внимательно, фиксируя каждую на их взгляд подозрительную мелочь, и негромко переговаривались:

— Светится сволочь…

— Нормально!..

— Я же вижу…

— Я тоже.

— И второй светится, — невозмутимо сказал тот, что сидел на месте пассажира, сказал, выдержал паузу и добавил со значением: — Сволочь…