— Они готовили государственный переворот! — со значением произнес Олег Михайлович. — Я, к сожалению, не могу всего рассказать, но это такие сволочи, такие сволочи!..

Борис Николаевич кивнул.

— Органы? — поинтересовался он.

— Да… — после некоторой паузы подтвердил Олег Михайлович. — И среди нас, конечно, подонков хватает. Но чтобы такое!.. — И он принялся рассказывать о черных делах тех «подонков», иногда лишь туманно намекая, а в некоторых случаях — напротив — расписывая все чуть ли не до мелочей…

Сначала Борис Николаевич слушал его внимательно.

Затем — вполуха, изредка кивая.

Потом — лишь делал вид что слушает.

И наконец, просто заснул, убаюканный долгим рассказом…

Бориса Николаевича грубо растолкали, он открыл глаза и обнаружил, что машина застыла возле хорошо отделанного коттеджа. Кругом суетились люди в штатском. Кто-то невидимый громко отдавал распоряжения в мегафон.

— Пойдем! — велел Борису Николаевичу «куратор», и они покинули теплое брюхо лимузина.

Зашли в коттедж. Здесь тоже было полно народа — здоровенные молодцы, не позволяющие ни на миг усомниться относительно их профессии, так и шныряли из угла в угол, вернее, с этажа на этаж.

При виде Бориса Николаевича все замерли. Но лишь на миг, мгновение спустя все вновь были заняты своими делами…

Бориса Николаевича отвели в отдельную комнату, предложили сесть и подождать. Он уже не спрашивал — чего именно ему ждать. Привык, наверное.

Он сел у камина, удобно расположившись в глубоком кресле, и вновь, незаметно для себя, задремал…

На этот раз разбудили осторожно, можно сказать, бережно. Олег Михайлович улыбался, будто бы знал нечто приятное, но говорить об этом не имел права, хотя ему и очень хотелось.

Он велел Борису Николаевичу идти за ним. Они вышли во двор, и Борис Николаевич удивился, увидев, что почти не видит людей. Только машины с затемненными стеклами. Много машин. Очень много…

Они обогнули коттедж по расчищенной дорожке и очутились перед огромной баней, срубленной из бревен. Сосновая, машинально отметил Борис Николаевич, который в банях разбирался. А нижний венец — лиственница, это чтобы, значит, лучше стояла. Ничего банька. Грамотно срублена.

Олег Михайлович обернулся к Борису Николаевичу и строго-настрого предупредил, чтобы тот держал свой язык за зубами и лишнего ничего не говорил. Борис Николаевич послушно кивнул, он уже начал догадываться по обилию черных лимузинов, что его ожидает.

Они вошли в предбанник, разделись быстро, и кто-то из голых — их было человек шесть-семь — ловко всунул в руки Бориса Николаевича веник…