Она обратила внимание, что на поверхности воды что-то движется. Какие-то личинки.
Лисбет опустила тело обратно в воду и продолжила орудовать стальным прутом. На краю бассейна наткнулась на что-то, что сочла еще одним телом. Она не стала его трогать, вытащила из ямы прут, бросила его на пол и остановилась возле бассейна. Тут было над чем задуматься.
Потом Саландер снова поднялась на второй этаж. Используя гвоздодер, она вскрыла среднюю дверь. Комната оказалась пустой – ее как будто вообще не использовали.
Лисбет подошла к третьей двери и уже приставила к ней инструмент, но взламывать ее не потребовалось – дверь приоткрылась сама. Здесь оказалось не заперто. Лисбет подтолкнула дверь гвоздодером и огляделась.
Площадь комнаты составляла примерно тридцать квадратных метров. Окна располагались как обычно, и из них открывался вид на двор перед кирпичным заводом. Лисбет различила даже бензоколонку, возвышающуюся над шоссе. Тут имелись кровать, стол и мойка с посудой. Потом она увидела на полу открытую сумку, а в ней – купюры. Лисбет сделала два шага и вдруг почувствовала, что в комнате тепло – взгляд упал на электрический обогреватель, который стоял на полу. Потом она увидела кофеварку, она мигала ей красным индикатором.
Лисбет резко развернулась и бросилась во внутренний зал, а оттуда – во внешний. И шагнула к выходу. В пяти шагах от лестницы затормозила, обнаружив, что дверь на лестницу закрыта и на ней висит замок. Она оказалась заперта.
Лисбет медленно обернулась и посмотрела по сторонам. Но никого не увидела.
– Привет, сестренка! – услышала она чей-то наигранно веселый голос.
Лисбет повернула голову и увидела, как из-за ящиков с деталями оборудования появляется монументальная фигура Рональда Нидермана. В руках у него сверкнул штык-нож.
– Я мечтал с тобой снова повстречаться, – произнес Нидерман. – В прошлый раз мы так и не успели толком пообщаться.
Лисбет огляделась.
– Бесполезно, – сказал Нидерман. – Мы с тобой одни, и единственный выход заперт.
Лисбет перевела взгляд на сводного брата.
– Как твоя рука? – поинтересовалась она.
Нидерман по-прежнему улыбался. Он поднял правую руку и продемонстрировал ее. На ней отсутствовал мизинец.
– Туда попала инфекция. Пришлось его отпилить.
Рональд Нидерман страдал анальгезией и не мог ощущать боли. Лисбет рассекла ему руку лопатой около Госсеберги, за несколько секунд до того, как Залаченко выстрелил ей в голову.