– Мама, пить, дайте пить, очень хочу… пожалуйста… – стонал инспектор.

– Мы ничего не сделаем, – сказал Кортнев, – ему нужна больница.

– Чего? – послышался сзади голос Андрея.

Кортнев бросился к багажнику.

– Как же мне больно, боже, как больно! – вдруг что есть мочи заголосил инспектор. – Мама!.. Пить!..

– Ну, сделайте же что-нибудь! – сквозь рыдание закричала Мария.

– Мальчик, мы… мы поможем, мы… Слава, – словно в пьяном угаре перебирал слова Гордон.

Инспектор перестал говорить, он лишь стонал, он орал от боли, умоляюще смотря то на Гордона, то на Кортнева. Вячеслав, приложив к ране порванную рубашку, взятую из своих вещей, старался заткнуть рану и перетянуть ее, Гордон пытался помочь ему, но лишь мешал.

– Вы спасете его? – кричала Мария.

Оксана, сидя в автомобиле, опустила голову на торпеду и заткнула уши.

Инспектор кричал во все горло. Мария рыдала в голос. Гордон сидел, склонившись над телом и придерживая рану рукой, пока Кортнев бегал к машине за бинтами, о которых забыл, разрываю свою рубашку. Он с остервенением принялся бинтовать туловище инспектора, причитая:

– Мы тебя вытащим, вытащим, малыш. Лишь бы довезти до больницы, а там тебе помогут, не раскисай, держись.

– Держись, парень, держись, – вторил ему Петр Ильич, заливаясь слезами.

Инспектор продолжал истошно орать, оглушая болью округу.

– Сейчас мы тебя перенесем в машину, сейчас… Петр Ильич, держите его я сейчас. – Кортнев отбежал к автомобилю и снова открыл багажник.

– Все будет хорошо, все будет замечательно, – не останавливался Гордон, поддерживая тело инспектора. – Все пройдет, нужно… Нужно только…

Инспектор на мгновение притих, но вдруг с повышающим тоном, пытаясь вырваться из рук Гордона, начал выкрикивать:

– Мама! Мама! Мама!

Мария больше не могла на это смотреть, она уткнулась лбом в крышу автомобиля и тихо плакала.

– Мама, мама, мама, мама…