Он видел того, кто стоял в центре круга.

Это был огромный сибирский лесной волк. Волк был черного цвета.

Ислам почувствовал, как кровь врезалась ему в лицо, налив глаза, но не дрогнул.

– Черный пес, – еле слышно прошептал он, – шайтан… вот я тебя и дождался…

Волк стоял, не двигаясь с места, на широко расставленных лапах, высоко задрав морду, и сверля Ислама своими большими пронзительными желтыми глазами.

Ислам сделал шаг в его сторону, заведя руку за пояс. Волк не шевельнулся. Ислам сделал еще шаг. Волк стоял, беспристрастно наблюдая за ним. Ислам немного пригнулся, сделав еще один шаг. Его глаза впились в глаза волка, словно стараясь разглядеть за ними зло, преследовавшее Ислама всю жизнь, проведенную у своего дяди. В яме, у столба. И в цепях…

Ислам замер, не доходя до волка нескольких шагов. Он впился в глаза волка, волк впился в его глаза. Их взгляды слились. Их взгляды пытались проникнуть в души друг друга, в жизни друг друга, в сознания, в миры.

Воздух вокруг поляны побагровел.

Ислам не выдержал. Выхватив из-за пояса кинжал, он бросился на врага…

Все мгновенно закружилось в сумасшедшем вихре! Обнявшись, словно братья, враги катались по поляне, передавая друг другу импульс напряженных до отказа мышц. То волк навалится своей огромной тушей на тело Ислама и придавит его к земле, стараясь вцепиться тому в горло, то Ислам, проскользнув по черной шерсти, окажется сверху, пытаясь вонзить в сердце волка кинжал.

Это был танец! Жуткий танец на выживание. Исламу чудилось, будто вокруг него звенят цепи, его цепи, цепи, которыми он до сих пор был прикован к этому волку, этому шайтану, олицетворяющему собой все его позорное рабство.

Они кружились, как в танце, в сумасшедшем, немыслимом танце.

Силы сдавали. Силы кончались. Танец заканчивался…

Танец закончился…

Ислам одолел своего врага.

Ислам порвал свои цепи.

Ислам победил свое рабство.

У волка было проколото сердце и перерезана глотка. Кровь хлестала, украшая алым цветом лоснящуюся черную шерсть.

Ислам сразился и победил шайтана, свое рабство, свое зло… но…

Ислам лежал, раскинув руки и глядя широко открытыми глазами в серое небо. На его лице застыла еле заметная, но счастливая улыбка. Он был спокоен.