Открыв дверь в мансардную комнату, Хэл увидела, что с момента ее отъезда ничего не изменилось: занавески раздернуты, бледный снежный свет льется в зарешеченное окно, одеяло откинуто, лампочки по-прежнему нет. В ведерке осталось несколько кусочков угля, и с утешительным сознанием, что ей не придется утром слишком долго терпеть строгости миссис Уоррен, Хэл скрутила жгут из газеты, положила уголь на решетку и поднесла спичку.
Когда огонь вспыхнул, она села, скрючившись, перед ним, представляя, как давным-давно тут так же сидела мама, выдирая страницы из дневника. Хэл думала о том, что прочитала на его страницах.
Эдвард. Неужели Эдвард?
По всему выходило, что он, но, вспоминая мягкие светлые волосы, аккуратные ухоженные усы, Хэл ничего не чувствовала. Никакой связи. Лишь слабую неприязнь к тому, кто переспал с мамой, а когда она забеременела, бросил ее, не отвечал на письма, предоставив ее в полное распоряжение такой женщины, как миссис Вестуэй.
Каким-то уголком сознания Хэл хотела забыть об этом и двинуться дальше, в будущее, как и предлагал Эзра. Но вопросы не давали покоя. Почему Абель так топорно врал? Надеялся, что она не спросит у Эзры? Если бы только мама не вымарала в дневнике все упоминания о ее отце!..
Хэл сидела, уставившись в огонь, слишком усталая, чтобы предпринять малейшие усилия – хотя бы для того, чтобы лечь в постель. Она уже почти не могла думать, и у нее возникло крайне странное ощущение, что, приведя ее сюда, история сделала еще один виток и что она, Хэл, может открыть правду, которая так долго покоилась под спудом. Но в чем она, эта правда? Ей даже имя отца неизвестно.
Что-то еще из того, что говорил Эзра, тревожило ее, но она не могла уловить, что именно. В разговоре на заправке? Она постаралась вспомнить его полностью, но главное просачивалось сквозь пальцы, слишком неосязаема была правда, чтобы ухватить ее.
Наконец Хэл встала, потянулась, после жара камина щеки тронул холодный воздух комнаты. Чемодан лежал у кровати. Карман оттягивала старая коробочка из-под табака. Хэл открыла ее, достала карты и, слегка дрожа, сняла колоду. На нее смотрела Луна, только перевернутая.
Хэл нахмурилась. Луна означала интуицию и доверие ей. Это был указующий маячок, однако довольно ненадежный, потому что его не всегда видно; иногда, когда он нужен более всего, ночь могла оказаться непроницаемо темной. А перевернутая вверх ногами карта означала обман, прежде всего самообман. Это значило, что интуиция может завести не туда, указать ложный путь.