– О, ничего плохого. Только то, что вы с полицейским больше не вместе. Что он пьет и проигрывает ваши деньги.

– Что за х… – начала Суннива, но осеклась.

Как бы то ни было, она работает в единственном месте в Норвегии, где за нецензурную брань увольняют, так что она научилась владеть языком, но гнев все еще кипел в ней.

– Как они смеют…

– Тссс, тссс, тише, друг мой, все это к лучшему, – улыбнулся священник.

– Как так?..

– Так это правда? Он полицейский?

– Правда, в определенной мере, – кивнула Суннива.

– О, спасибо, Господи. Теперь я отправлюсь на небо, – заулыбался старик, захлопав в морщинистые ладони.

– Турвальд, я не знаю про… – вздохнула Суннива, но он ее перебил.

– Большой грех может быть прощен за большое деяние.

– Я не знаю…

– Так написано в Библии, таково Слово Божье, – продолжил приходской священник, не обращая на нее внимания.

Сунниве показалось, что у него снова начинается приступ безумия, но все же что-то в его глазах говорило ей, что это не так. Она никогда не видела его таким оживленным.

– Значит, я вестник, – сказала она. – Что вы хотите мне сообщить?

– Ты видела газеты? – спросил старик, посмотрев на нее ясными глазами.

– Что вы имеете в виду?

– Жертвенный ягненок в греховном круге?

Сунниве пришлось подумать, прежде чем она поняла, о чем он говорит. Девочка, которую нашли убитой в лесу в дальнем Хурумланне. В последнее время только об этом и писали. Голая. Задушена. Какой-то ритуал. У Суннивы мурашки по коже побежали от одной мысли.

– Что с ней? – спросила Суннива, опять с любопытством.