Теперь Гренс без труда отличал реальность от фантома. Только после того как сделал то, что не получилось тридцать пять лет тому назад, – обратился за помощью к специалистам, чтобы понять, что происходит с человеком, который теряет все. Более того, комиссару удалось найти надежное место, куда можно вернуться в мыслях, когда чувства становятся нестерпимыми.

В конце концов, Гренс во всем разобрался. Он так запутался в своем прошлом, что потерял выход в настоящее. Тоска по ней довела до того состояния, которое понимающие в таких вещах люди сразу классифицировали как острый психоз. Отсюда галлюцинации и иллюзии. Сознание до сих пор толком не прояснилось, поэтому Гренсу все еще было трудно взять в толк, что же на самом деле он пережил. Одно несомненно – специалисты правы.

Однажды поздно вечером комиссар толкнул дверь кабинета Эрика Вильсона и, как и в прошлый раз, не дожидаясь разрешения, пошел вперед, прямо на шефа. Сел на край стола, так что тот затрещал, когда Гренс наклонился к Вильсону.

– Ты вынуждаешь меня бросить службу.

Он оборвал фразу и ждал, пока человек в кресле не зашипел:

– Эверт, если ты пришел ко мне ругаться или плакаться, то… У меня нет на то никакого желания. Отправляйся куда-нибудь в другое место со своим недовольством или раздражением, или что тебе там срочно нужно на кого-нибудь выплеснуть.

Но Эверт не собирался никуда уходить. Вместо этого он протянул шефу руку, и Вильсон в ответ протянул свою. Комиссар собрался с духом и прошептал, к своему собственному удивлению:

– Спасибо тебе за это, Вильсон, ты меня спас.

Больше не нужно было прятаться в параллельном мире только потому, что этот слишком часто бывал непонятен. Гренс знал, что никогда не примет людей, применяющих силу для манипуляций с себе подобными. Или же тех, кто ценит себя и свое тело выше, чем других. Но это не исключало примирения с собой, со всем тем, из чего в конечном итоге складывается жизнь.

Чемодан, который он нес, Анни купила перед поездкой в Париж, где они поженились. В углу даже осталась наклейка: Эйфелева башня, Анни нацепила ее в гостинице. И Гренс, отправляясь в командировку из полицейского отделения, всегда паковал этот чемодан. Наверное, было бы разумней доехать домой и оставить его там: пожалеть больные ноги.

Но стоило Гренсу вспомнить свое недавнее выступление в суде со свидетельского места, ответы на вопросы судьи о первом полицейском рейде в Лердале, запустившем конвейер из в общей сложности двадцати арестов, спасшем тридцать девять детей и сотни идентифицированных жертв по всему миру, и рассказ о том, как наращивалась сеть педофилов, как Бирте отлавливала в Интернете новые и новые кошмарные снимки, – стоило Гренсу только об этом вспомнить, как он решил ехать из аэропорта прямо сюда, на Северное кладбище, не теряя ни минуты.