— Без вас они ничего не могли бы сделать.

— Бросьте, — буркнул Эван, стоя у кадиллака. — Как много они знают?

— По-моему, очень мало. Ни йоты из того, что рассказал мне Эммануэль. Журналисты рвут и мечут в поисках подробностей, но, очевидно, это им не очень удается.

— Это мне не слишком много говорит. Почему вы сказали, что «это только начало», когда мы шли из бассейна?

— Исходя из интервью, которое давал один человек, явно с готовностью покинувший свой дом для этого. Он, кажется, ваш коллега по подкомитету. Некий конгрессмен по имени Мэйсон.

— Мэйсон?.. — нахмурившись спросил Кендрик. — Его хорошо знают в Тулсе или Финиксе — я забыл, где точно, — но он нуль. Несколько недель назад его хотели убрать из Комитета.

— Его представили совсем не так, Эван.

— Уверен, что не так. Что же он сказал?

— Что вы — самый хитрый член Комитета. Вы, оказывается, выдающаяся личность, на которую все смотрели снизу вверх и прислушивались к вашему мнению.

— Дерьмо собачье! Я кое-что, конечно, говорил и задал несколько вопросов, но совсем немного. Не припоминаю, чтобы мы с Мэйсоном, кроме обычного обмена приветствиями, вообще сказали друг другу хоть слово. Вот дерьмо собачье!

— О вас уже говорят по всей стране.

Сквозь закрытые двери гаража послышался скрежет колес одного, затем еще двух автомобилей, затормозивших перед домом.

— Господи Иисусе! — прошептал Эван. — Меня загнали в угол.

— Еще нет, — успокоил его доктор Хасан. — Каши знает, что делать. Она примет первых прибывших и проведет их в солярий. Говорить, между прочим, она будет на еврейском и притворится, что не понимает их. Таким образом она задержит их, но не более чем на несколько минут. Езжайте, Эван, следуйте дорогой через пастбище. Через час я подключу телефон. Позвоните нам. Каши принесет вам все необходимое.

Кендрик продолжал набирать номер, нажимая на рычаг каждый раз, когда слышал сигнал «занято», до тех пор, пока, наконец, не услышал длинный гудок.

— Резиденция конгрессмена Кендрика.

— Это я, Сабри.

— О, я искренне удивлен, что вы смогли пробиться. Я также в восторге, что опять могу поднять телефонную трубку.

— Как у вас дела?