Где-то в недосягаемых просторах Персидского залива говорящий по-английски с арабским акцентом оператор выразил сомнение, что в Маскате есть телефонная станция с начальными цифрами 555.

— Наберите их, пожалуйста! — настаивал Эван и добавил жалостно: — Очень вас прошу.

Гудок прогудел восемь раз — и он услышал раздраженный голос Ахмета:

— Ивах?

— Ахмет, это Эван, — сказал Кендрик по-английски. — Я должен поговорить с тобой.

— Поговорить со мной? — взорвался молодой султан. — У тебя хватает наглости звонить мне, ублюдок?

— Значит, ты знаешь? О том… о том, что они обо мне говорят?

— Знаю? Я ведь очень богатый ребенок, и у меня на крыше есть тарелочки, которые ловят все, что я хочу и откуда я хочу! У меня даже есть перед тобой преимущество. Ты читал газеты отсюда и с Ближнего Востока? Из Бахрейна и Эр-Рияда, из Иерусалима и Тель-Авива?

— Естественно, нет. Я только видел наши…

— Это такая же макулатура! Годится для того, чтобы ты собрал ее в стопку и сел на нее. Живи и здравствуй в Вашингтоне, но не вздумай возвратиться сюда.

— Но я хочу возвратиться. Я возвращаюсь!

— Нет, не в эту часть света. Мы умеем читать, и мы умеем слушать, и мы смотрим телевизор. Ты сделал все это сам! Ты всю вину спихнул на арабов! Убирайся из моей памяти, ты, сукин сын!

— Ахмет!

— Прочь, Эван! Я бы никогда не поверил, что ты на это способен. Ты что, добивался в Вашингтоне власти, обзывая всех нас животными и террористами? Это что, был единственный способ?

— Я никогда этого не делал, я никогда этого не говорил.

— Твой мир это сделал! Уже за то, что вы повторяете это раз за разом, снова и снова, пока, наконец, всем не станет понятно, будьте вы все прокляты! Вы же хотите видеть всех нас закованными в цепи! И этот последний паршивый сценарий принадлежит тебе.

— Нет! — протестующе закричал Кендрик. — Не мне!

— Почитай вашу прессу! Загляни в нее!

— Это пресса, но не ты и не я!

— Ты — это ты — еще один из заносчивых ублюдков с вашим слепым благочестиво-показным иудейско-христианским лицемерием, а я — это я — исламский араб. И ты больше не можешь плевать мне в лицо.