— Почему? Не почему менять, а почему за квартал?
— Чтобы наш водитель не видел, в какое такси мы сели.
— Вы говорите так, как будто знаете, что делаете.
— Надеюсь, вы тоже знаете, — задыхаясь ответил Сван, вынимая носовой платок и вытирая покрытое потом лицо.
Через двадцать восемь минут, оставив второе такси, конгрессмен и человек из Госдепартамента быстро шли по улице в захудалом районе Вашингтона. Они обратили внимание на появившуюся вверху красноватую неоновую надпись с отсутствующими тремя буквами. Это был убогий бар, который полностью соответствовал своему окружению. Они согласно кивнули друг другу и вошли внутрь, несколько испуганные чрезмерно темным интерьером, наверно, по контрасту с ярким октябрьским днем на улице. Единственным мерцающим источником света был телевизор, укрепленный на стене над стойкой бара. Несколько сгорбившихся неопрятных, с затуманенным взором постоянных клиентов подтверждали статус заведения. Кендрик и Сван двинулись в самый темный угол, нашли захудалую кабинку и, проскользнув в нее, устроились один напротив другого.
— Вы действительно настаиваете на необходимости нашего разговора? — спросил седоволосый Сван, тяжело дыша. Лицо его пылало и все еще было потным.
— Я категорически настаиваю и готов сделать вас кандидатом в морг, если вы откажетесь.
— Осторожно, у меня черный пояс.
— Где? Не вижу, — начал осматривать его Эван.
Сван нахмурился.
— Не паясничайте. Мне нужно выпить.
— Позовите официанта, — посоветовал Кендрик. — Я буду держаться в тени.
— В тени? — хмыкнул Сван, поднимая руку, чтобы подозвать полную темнокожую официантку с огненно-рыжими волосами. — А где здесь свет?
— Спрашивать буду я, — процедил сквозь зубы Кендрик. — Как вы могли, черт побери, вы, лжец?
— Какого хрена вы думаете, что это сделал я? — закричал человек из Госдепартамента и тут же замолчал, так как у стола, подбоченившись, остановилась официантка.
— Вы что будете? — спросил Сван Эвана.
— Ничего.
— Здесь это не годится. Может не поздоровиться. Две пшеничные водки, двойные, пожалуйста. Канадской, если у вас есть.
— Забудьте об этом, — ответила официантка.
— Забыто, — согласился Сван и, когда официантка отошла, опять перевел глаза на Кендрика. — Вы смешной человек, мистер конгрессмен, то есть я хочу сказать, у вас слишком развито воображение. К вашему сведению, госсекретарь издал директиву, из которой ясно, что он не знает, кем я, нерешительный ученый, проститутка, являюсь. Израильтяне подняли крик, так как они считают, что их драгоценный Моссад может быть скомпрометирован, если кто-нибудь начнет докапываться до истины, да и арабы, которым мы платим, сучатся, потому что им, видите ли, не отдают должного. А в три тридцать сегодня днем президент — чертов президент — будет пилить меня за неисполнение долга. Позвольте вам сказать, что он произносит эти слова так, будто знает, о чем говорит… Вы правите, мистер президент? Это я правлю. Уже почти тридцать проклятых лет я в этой паршивой политике.