— Нет, вы ошибаетесь, ошибаетесь, — запротестовал европеец, не обращая внимания на трезвон сигнала тревоги. — И вы не должны останавливать меня сейчас! Готовится нечто ужасное, и я только что связался с вашими людьми в Вашингтоне.
— С кем? С кем в Вашингтоне?
— Мне не называли имен…
— Вранье!
— Пожалуйста, мисс Рашад! Этот человек уходит.
— Только не ты, Блондинчик…
Откуда посыпались удары и как ему удалось это, Калехла даже не успела осознать, настолько мгновенно все произошло. Молниеносное движение слева от нее, затем вынырнувшая откуда-то рука схватила ее правую руку. Ее правое запястье вывернули и выдернули оружие из руки. Там, где, как ей казалось, запястье должно быть сломано, чувствовалось только жжение, словно ее зацепила струя кипятка. Европеец стоял перед ней с ее пистолетом в руке.
— Я не хотел причинять вам боль, — сказал он.
— Да, вы мастер, господин Грязный Подонок, этого у вас не отнять.
— Мы не враги, мисс Рашад.
— Почему-то мне трудно в это поверить. — В лифте зазвонил телефон, его коробка была за панелью. Звонок заметался среди четырех стен тесной кабинки. — Вы отсюда не выйдете, — добавила Калехла.
— Да подождите же, — настойчиво промолвил блондин.
— Вы говорили с миссис Ванфландерен.
— Она ничего не могла мне рассказать, — оборвал ее европеец. — Я в жизни ее не видел, однако записывал ее разговоры. Позже у нее были еще посетители. Они говорили о вас — она и двое других, одного зовут Гринелл.
— Никогда не слышала о таком.
— Они оба изменники, враги вашего правительства, вашей страны, если уж говорить точнее, поскольку речь идет о вашей стране.
Телефон продолжал назойливо звонить.
— Красивые слова, мистер Безымянный.
— Тогда покончим со словами! — воскликнул блондин, запуская руку под пиджак и извлекая большой черный автоматический пистолет. Он крутнул оба пистолета в руках, так что теперь держал их за стволы, рукоятками к Калехле, и протянул их девушке. — Вот. Возьмите. Но дайте мне шанс, мисс Рашад!
Пораженная, Калехла взяла оружие и заглянула европейцу в глаза. Слишком много глаз уже глядели на нее с мольбой раньше. Но этот мужчина смотрел не так, как смотрит человек, который боится умереть за свое дело, нет, в его взгляде была ярость человека, который боится потерять жизнь, так как тогда он не сможет это свое дело выполнить.