Около трех часов дня Алексей Петрович остался один. Сначала, в полвторого, ушел Денис. Затем, спустя час, его покинула Лана.

Он видел, как терзалась девушка. С одной стороны, она должна была хоть как-то помочь своему кавалеру в воплощении вполне логичного и последовательного и, в то же время, абсолютно авантюрного плана. С другой, она чувствовала, что должна поддержать старого букиниста. Алексей Петрович прочел все это в глазах девушки, где сочувствие боролось с жаждой действий.

Лана пыталась пойти с Денисом, но тот оказался очень настойчив. Она довольно долго пыталась его переубедить, но в итоге все ее аргументы и уловки разбились о стену принятого им решения. Когда Денис ушел, она не могла найти себе места. Алексей Петрович, видя ее растерянность, угощал ее чаем, рассказывал разные истории из своей жизни, вспоминал свою с Виктором дружбу. Делал все, чтобы хоть как-то развеять это напряженное молчание. Но через некоторое время все же решился и напрямую сказал:

– Лана, милая, я вижу, что если вы сейчас не примете какое-либо решение, то просто-напросто взорветесь.

Девушка непонимающе взглянула на него.

– Алексей Петрович…

– Да, это я, – прервал он ее. – Я – Алексей Петрович, старая рухлядь, которая в этой жизни увидела все, что нужно. И я достаточно самостоятелен, чтобы умереть.

Лана вздрогнула.

– Извините за бестактность и резкость в выражениях, но грызть себя почем зря не стоит. Вы мне ничего не должны, хотя, признаться, ваше сочувствие мне крайне приятно. Но в данном случае в вашем сочувствии и, что важнее, в вашей помощи нуждается Денис, поэтому без сомнения бегите и помогайте ему. И даже если он говорит, что должен справиться один, все равно сделайте это. А если… нет, когда вы двое добьетесь успеха и Анку останется с носом, расскажите ему, что старый буквоед Сергеев Алексей Петрович поспособствовал тому, чтобы подложить ему свинью.

Лана плакала, беззвучно и спокойно. Обычно слезы обезображивали человека, превращая лицо в нечто аморфное, бесформенное. С Ланой все выглядело иначе. На ее красивом лице просто появились капельки влаги, которые, начав свой путь в уголках покрасневших карих глаз, нежно пробежали по щекам и, добравшись до подбородка, исчезли из виду. Перед Алексеем Петровичем сидела юная девочка, которая, наконец, разрешила свой внутренний конфликт и плакала скорее от облегчения, чем от печали.

– У меня никогда не было детей, моя милая. Господь, который, оказывается, существует, как-то не соизволил мне в этом помочь. Два моих недолгих брака закончились быстро и скучно. Хотя, – улыбнулся Алексей Петрович, – если учесть, что мне всегда твердили, что единственной моей спутницей в жизни могла быть и была только книга, то я имею полное право называть себя многоженцем. Собственно, из-за книг и развалились мои союзы. Я не терпел вмешательство в этой сфере моей жизни, а женщины, в свою очередь, не терпели моей нетерпимости. Поэтому компромисса мы не находили. И вопрос о детях, естественно, даже не успевал назреть.