– Ваша сделка, – произнес, выделив слово «ваша», Денис, – скорее напоминает шантаж.

В голосе Анкудинова послышалась обескураженность:

– А где ты видел договоренности, в которых обе стороны полностью свободны? В любой сделке чресла одного зажаты в кулаке другого. Это аксиома. Называй, как тебе заблагорассудится: шантаж, обман, мошенничество – смысл от этого не изменится. Единственное, чего ты добьешься, – это того, что мое дружелюбие растает, как дым.

Денис почувствовал некоторое замешательство в тоне Анкудинова.

«Удивительно, но, кажется, я заставил эту сволочь поволноваться. Будет о чем рассказать внукам… если доживу».

Мысль придала ему смелости. Он промолчал, ожидая, что еще скажет Анку, не забывая при этом двигаться в направлении станции.

Через несколько секунд Анкудинов вновь заговорил:

– Теперь о деле. Через полчаса (думаю, тебе достаточно этого времени) я ожидаю тебя у себя дома. Нам есть что обсудить и что прояснить.

Денис хотел спросить, в каком именно доме ожидает его Анку: в квартире номер двадцать четыре или на поле за озером, но понял, что это не выведет Анкудинова из себя. Но Денис знал, что выведет. И хотя разум твердил, что не стоит играть со Смертью, он все же раскрыл рот:

– Это будет оплачено дополнительно?

И тут же пожалел. Ему показалось, что в голове произошел ядерный взрыв. Сначала взор заполонило невыносимо яркой белизной, а затем, через вечность, до него дошла взрывная волна боли. Но через секунду все прошло, оставив лишь фантом агонии.

– Парень?

Денис, оглушенный, не сразу понял, что происходит. Затем увидел перед собой женщину, невообразимо худую, почти иссушенную. Одежда, джинсы и кофта, смотрелись на ней так, как будто студент-медик, решивший пошутить, одел скелет в кабинете анатомии. Ключицы выпирали видимыми бугорками, сетка вен растянулись на висках, чересчур высокий лоб нависал над запавшими глазами, как утес.

– Парень? Тебе помощь нужна?

Он подумал, что помощь требовалась скорее этой истощенной женщине, чем ему. А потом он понял.

– Как давно вы получили свое письмо? – спросил он.

На сухом, как пергамент, лице отразился целый поток чувств: от страха и изумления до раздражения и ненависти. Эмоции смотрелись неестественно и чужеродно в безжизненных глазах.

– Я вас не понимаю, – тут же перешла она на «вы». – Но, судя по всему, вы в порядке.