Скользнув под одеяло и выключив свет, я начал ломать голову над тем, когда лучше просить Вулфа повысить мне жалованье, сейчас или в конце года, но в итоге заснул, так и не придя к определенному выводу.

Как я ни пытался, так и не сумел убедить себя в необходимости переложить вину на Сью. Я все еще продолжал занимать выжидательную позицию, когда в четверг, позавтракав, позвонил Лайле Пинелли, которая служит секретаршей в одном из административных зданий на Восьмой авеню и, возможно, добавляет пару баксов, работая в качестве нотариуса. Сами по себе наши с Вулфом официальные письменные показания ни к чему меня не обязывали. Все зависело от решения, как нам действовать дальше. Лайла Пинелли быстро приехала, откликнувшись на мою просьбу, и я проводил ее наверх, в оранжерею. Несмотря на то что время поджимало, Лайла, никогда прежде не видевшая орхидей, как и любой нормальный человек, пришла в восторг при виде стоявших на скамейках горшков с изумительными цветами – от маленьких изящных онцидиумов до больших ярких и крикливых лелиокаттлей. В итоге она покинула оранжерею уже в одиннадцатом часу. Расплатившись с ней, я проводил ее к двери, вернулся в кабинет и запер документы в сейф.

Хотя, как я уже говорил, мне так и не удалось убедить себя в необходимости переложить вину на Сью, все-таки это случилось. В десять минут двенадцатого, когда Вулф, который только что спустился из оранжереи и сидел теперь за столом, просматривая утреннюю почту, а я разбирал принесенные им карточки с данными о проращивании луковиц, в дверь позвонили. Я вышел в прихожую, посмотрел сквозь одностороннюю стеклянную панель на незваного гостя, вернулся в кабинет и сказал:

– Это Кремер. Я, пожалуй, спрячусь в подвале.

– Проклятье! – процедил Вулф. – Впрочем, будь что будет.

– По-моему, еще не принят закон, который обязывал бы нас отпирать всякому, кто звонит в дверь, – пробормотал я. – Не так ли?

– Так. Впусти его.

Тяжело вздохнув, я вернулся в прихожую, открыл дверь, сказал «доброе утро» и отступил на шаг в сторону. Кремер перешагнул через порог, достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги и протянул мне. Я развернул бумагу и внимательно прочитал, хотя и одного взгляда вполне хватило бы.

– По крайней мере, моя фамилия написана без ошибок, – прокомментировал я, вытягивая к нему руки. – И на том спасибо. А теперь делайте свое дело. Верно говорят: от сумы и тюрьмы не зарекайся.

Кремер перекосился.

– Не валяй дурака! – рявкнул он. – Где Вулф? Мне нужно поговорить с ним.

Он уверенной поступью прошел в кабинет. Непростительное легкомыслие, ведь мне ничего не стоило выскочить за дверь и дать стрекача. Примерно с полсекунды я обмозговывал все за и против. Остановило меня только одно – невозможность увидеть физиономию Кремера в тот миг, когда до него дошло бы, что я смылся.