Несмотря на ранний час, Пит была такой же, как всегда. Спокойная, собранная, в белой футболке, аккуратно заправленной в джинсы. Волосы зачесаны назад и закреплены заколками за ушами. В них уже были видны седые пряди. Она не давала себе труда их красить.

Вдвоем они вымыли Лилибет – один снимал пижаму и подгузник, другой держал ее вертикально. Он вытер губкой остатки ее «неожиданности» – так они всегда это называли, – а Пит шептала дочери ласковые слова и успокаивала тихой песней с бессмысленными словами «Con Te Partiró»[18], исполняемой слепым итальянским парнем, имени которого Марк никогда не мог запомнить. Вытерев Лилибет, они перенесли ее в ванну и начали купать, когда пришел Робертсон.

– Привет! – крикнул он.

– Мы здесь, – ответил Марк.

Он слышал, как Робертсон остановился у двери в спальню Лилибет.

– О боже, – пробормотал он. – Мне заняться тут или помочь вам в ванной?

Марку было все равно, потому что делать нужно и то, и другое. В отличие от Пит.

– Пожалуйста, постель, Робертсон, – сказала она, потому что не хотела, чтобы Лилибет стеснялась происходящего, хотя никто не знал, входило ли стеснение в список ее реакций.

Ему это на руку, подумал Марк. Оставалось больше времени на поиски того, что Пит могла отнести в один из двух ломбардов Поли. А также подумать, почему ей требовалось – или она хотела – что-то заложить. Он не мог сказать, какой вопрос тревожил его больше: что или почему.

Марк спрашивал себя, нужны ли ему ответы на эти вопросы. Может, это не его дело. В обычных обстоятельствах он мог бы согласиться. Но в теперешней ситуации, когда Пит знала о Тео, общалась с Тео, он пришел к выводу, что это касается и его.

Марк понимал, что физический аспект его отношений с Тео не беспокоил жену. Спали они друг с другом или нет – ей все равно. Пит много лет убеждала его в том, что он должен найти – как она это называла – разрядку. Конечно, она не знала ни его желаний, ни фантазий насчет Тео и того, как мало в конечном счете он получил; она, по всей видимости, поняла, что затронуто его сердце, а не только тело. Пит боялась, что, подталкивая мужа к неверности, она поможет ему найти полноценные отношения, и тогда он бросит ее, Пит, потому что увидит, что уже не в силах терпеть ту неполноценную жизнь, которую она может ему предложить. Марк знал, что именно страх быть брошенной заставил ее взять на себя основной груз забот о дочери. Больше всего ей хотелось показать, что она со всем справится сама, не давать ему повода уйти.

– Поднимаемся? – Пит обращалась к Лилибет. – Готова выйти из ванны, милая? – Она подняла безвольное тело дочери. За эти годы Пит стала очень сильной.