Монифа снова и снова набирала номер мобильного телефона, который ей дали, когда они с Сими в первый раз пришли в клинику. На звонки никто не отвечал, а для очередного сообщения уже не осталось свободного места. Но журнал записи на прием был заполнен фамилиями. В таком случае клиника не могла просто закрыться. Скорее всего, она просто переехала в другой район Лондона. Ее нужно только найти.

Удача от нее отвернулась, и Монифа понимала, что должна что-то предпринять. А тут еще Тани плеснул бензина в костер ее тревоги… Абео, сказал он ей, купил все, что попросила Чинара Сани, нигерийская знахарка. Тани все выбросил; он показал ей список, который женщина дала Абео, а потом потребовал, чтобы она передала Симисолу ему и он отведет ее в безопасное место, потому что Абео просто еще раз купит все необходимое и договорится, чтобы Сими сделали обрезание в другом месте. А когда она сказала, что не отдаст ему Симисолу, он сунул ей в лицо несколько листков бумаги и заявил, что это охранный ордер, который он передаст властям, если она не будет сотрудничать.

Именно слово сотрудничать решило дело. Сама идея, что она должна сотрудничать с сыном, потому что она – женщина.

– Ты не вправе мне приказывать.

Он сменил тон:

– Мама. Пожалуйста. Я хочу увезти ее в безопасное место.

Но Монифа не уступила. Она понимала, что рискует: Симисолу может забрать служба опеки, если она откажется отдать девочку брату. Если он подаст документы, результатом будет приют. Монифа боялась потерять Сими – на несколько месяцев, а может, и навсегда.

Взяв дочь за руку, она отправилась на поиски Халимы, матери лучшей подруги Сими, Лим. Та тоже жила в Мейвилл-Эстейт, в другом конце квартала, на втором этаже Лидгейт-хаус, выходящего на Вудвилл-роуд. Сама Монифа там никогда не была – Абео не одобрял дружбу с Халимой, поскольку она была в разводе, – но Симисола ходила в гости к подруге и знала, куда идти и на какой этаж подниматься, чтобы попасть в квартиру Халимы.

Лим была единственной дочерью Халимы, ее единственным ребенком. Халима не горела желанием сделать обрезание Лим, но поскольку ее саму обрезали, она искала кого-то, кто проведет обряд. Именно так она это воспринимала: просто обряд, который нужно пройти, чтобы быть очищенной и стать женщиной. Она не хотела причинить вред своему ребенку.

Никто, и в первую очередь Халима, не предполагал, что все обернется так неудачно. Все думали, что, пережив небольшой дискомфорт, Лим станет чистой и непорочной. Но все пошло не так, как планировалось, и Лим наложила на себя руки.