Я ставлю бокал и поднимаюсь.
– Ты права, мама. Мне досталось твое сердце. И не льсти себе, потому что это чертово проклятие.
– Я знаю. – Она замечает мою позу и взмаливается: – Не уходи, Сесилия, пожалуйста. Не уезжай вот так.
Я смотрю на нее и качаю головой.
– Ты врала мне всю жизнь.
– Если бы я рассказала тебе раньше, ты бы испытала отвержение на собственном опыте. Он любил тебя единственно возможным способом – издалека.
– Это ничего не исправит! Я ужасно с ним обращалась! Ты не могла признаться, даже когда он умирал?!
– Он не хотел, чтобы ты приезжала.
Потрясенная, я смотрю на нее.
– А ты приехала, да?
– Я сидела подле него и поцеловала в губы, когда он скончался.
– Господи, мам!
– Он не хотел, чтобы ты приезжала и чувствовала вину – ты этого не заслуживала. Он не хотел прощения. Отца в твоей жизни не было. Он предпочел нам свое королевство. Он не умел выражать чувства и показывать эмоции. Желаемого примирения ты бы не получила.
– Могла бы предоставить этот выбор мне!
– У тебя был выбор. Ты познакомилась с мужчиной, которым он был. Таков Роман. Позволь внести ясность. Признаний на смертном одре не было. Это не в его духе.
Я вспоминаю, как он остановил меня возле лестницы, взглядом умоляя увидеть его настоящего сквозь совершенные им ошибки. Но в том конференц-зале я тоже умоляла его и получила лишь взгляд.
– Дом, который он построил, – хриплым голосом продолжает она, – стал нашей общей мечтой, когда мы были на седьмом небе от счастья: каждая деталь, вплоть до сада, который предназначался для меня. Он наказал себя, построив жалкий памятник тому, что могло у нас быть.
Я разъяренно вытираю слезы.