После второй рюмки молодежь стала наконец осваиваться в непривычной обстановке, все заговорили свободней, меньше обращая внимание на Пашу со Светой и с каждым новым тостом постепенно входя в режим беззаботного застольного общения. Паша со Светой оказались как бы выключенными из общего разговора, чему Павел был только рад, – он именно для того и притащил сюда всю компанию, чтобы понаблюдать за парнями в момент, когда они забудут о присутствии старших и, не чувствуя необходимости что-то из себя изображать, станут самими собой. Дома такого эффекта не добьешься – дом, особенно после недавних событий, прочно ассоциировался с местом, где они находятся под мягким, но надежным присмотром, в ресторане – тем более, там сама обстановка располагает решительней «гнать лошадей», и все быстро закончилось бы банальной пьянкой. У Артема с Денисом тикал условный срок, заканчивающийся только через полтора года, Паша видел, что это обстоятельство накладывает заметный отпечаток на поведение парней, до сих пор не свыкшихся со статусом осужденных, и надеялся, что здесь, в новом для них месте, ребята смогут наконец расслабиться.
В компании традиционно солировал Денис, и когда в оборотах речи, жестах, взглядах или интонациях племянника Паша вдруг узнавал до боли знакомые черты брата, он вновь испытывал притупившееся, но никуда не исчезнувшее чувство вины.
Прикурив и слегка сощурившись от полезшего в глаза сигаретного дыма, он внимательно следил за многословной и путанной беседой, в которой напускное бахвальство былыми подвигами смешивалось с обсуждением перспектив новых бизнесов, целесообразности высшего образования, плюсов и минусов городского и загородного жилья (здесь активно подключались девочки, наконец всерьез почувствовавшие себя будущими женами) и размышлениями о том, когда уже придет время сваливать в Москву для серьезных дел.
Изменились ли они после всей это уголовной истории? Артем – точно да. По крайней мере стремления любой ценой избавиться от родительской опеки, во всем противопоставляя себя отцу, у него явно поубавилось. Тихим домашним ребенком он, конечно, не стал, но уже не демонстрирует упрямое неприятие любых советов, не кривится брезгливо от предложений помочь отцу в бизнесе, не огрызается в дверях на вопрос матери о времени возвращения.
«В чем-то они похожи на нас с Ромкой, – размышлял Павел. – Но все же – они другие. Не лучше и не хуже, просто другие. Наверно, так и должно быть – времена меняются, и дети не могут быть копиями своих родителей, как бы сами родители об этом не мечтали. Старшим всегда кажется, что молодым проще, потому что у них перед глазами опыт их отцов. Ерунда – молодым этот опыт на хрен не нужен, много я сам родителей слушал, когда меня на работу пристроить пытались? И эти туда же, хоть им никто на заводе вкалывать не предлагает, вот он, бизнес налаженный, вливайся, вникай, все равно тебе достанется. Нет, родительское не хотим, зависеть ни от кого не хотим, свое хотим. Вот и получили свое, чуть по миру не пошел, вытаскивая их из дерьма, в которое завели хотелки. Хотя самостоятельность – разве это плохо? – вдруг возразил он сам себе. – Вырваться из-под материнского подола и отцовской заботы – нормальное желание нормального пацана. Возможно, и так, вот только для этого еще мозги не помешали бы. А у тебя в их возрасте много было мозгов?»