Все неуверенно смотрят друг на друга. Боятся быть первыми, кто согласится со сказанным.
– Если кому-то очень хочется выйти, то пожалуйста. – Лисетт смотрит в лицо Андреаса. – Но никто не может заставить нас сознательно совершать самоубийство ради решения каких-то задач. Или я ошибаюсь?
Она поворачивается к Андреасу и выразительно поднимает брови. В этот раз слышно мычание в ее поддержку.
Сотрудники парома все еще не поняли масштаба бедствия. Многие еще не были в общих помещениях.
– Нет никакой гарантии, что мы в безопасности здесь, – говорит Филип, переглядываясь с Марисоль. – Кто-то из нас тоже может быть заражен, даже не зная, что это произошло.
Все присутствующие снова переглядываются. Теперь в их глазах можно наблюдать страх другого рода.
И Филип тоже проникается смыслом собственных слов.
По его спине течет пот. Капает из-под мышек на нейлоновую ткань рубашки. Во рту страшная сухость, и он думает, не может ли это быть симптомами болезни. Смотрит на коллег. Многих из них он знает долгие годы.
На минуту в зале воцаряется тишина. Филип чувствует, как на него смотрит женщина из бара «Старлайт». Она что-то знает? Она может видеть по нему, что он заразился?
Он боится поднять на нее глаза.
– Мне хотелось бы знать одну вещь, – начинает кто-то. – Что это за болезнь такая, которая делает людей психопатами?
– Пия говорила о Дане Аппельгрене. – пытается объяснить Мики. – Она думала, что он заражен… и у него есть доступ во все помещения на судне, он знает, как все устроено…
– Вы что, еще не поняли? – возмущается охранник Пер. – Это не сказка про белого бычка. Это терроризм. Это все чертов ИГИЛ[16], они отрезали нас от окружающего мира и подмешали какую-то новую сибирскую язву в воду или еще куда-то. Думаю, что они стоят за всем этим.
– Мы сейчас должны сохранять самообладание. – Андреас вытирает потный лоб рукавом рубашки. – Мы точно никому не сможем помочь, если будем нагнетать панику.
– Думаю, что поздно, многим уже никто не поможет, – отвечает Лисетт.
Кто-то кладет руку Филипу на плечо, он оборачивается и видит Калле с огромной ссадиной на лбу и распухшим носом, но хотя бы живого.
Филип заключает его в объятия:
– Черт возьми, как же я рад тебя видеть. Мне так нужна была хоть какая-то хорошая новость.