– Да… Токсикологическая лаборатория существовала в ГПУ давно. Они с 20-х годов варили там свои дьявольские зелья. Говорили, что сам Ягода был в молодости провизором и умел готовить яды… Гэпэушники смотрели на все под определенным углом зрения. Они везде видели врагов, которых надо уничтожить… Их всегда больше интересовала смерть, а не жизнь, «мертвая» вода, а не «живая».

– И вы им помогли?

– А что мне оставалось делать?

– Ну, выбор всегда есть. Я знаю, что некоторые микробиологи отказались делать бактериологическое оружие.

– Некоторые отказались, – с готовностью подтвердил Кончак, – и их расстреляли, тогда другие согласились.

– И вы оказались среди мастеров выживания?

– Я даже не буду на вас обижаться, – снисходительно произнес Кончак. – Ведь вы сейчас изволили упрекнуть меня в трусости, не так ли? Знаете, что я вам на это скажу? Легко рассуждать, находясь в относительной безопасности, а когда перед вами стоит выбор согласиться сотрудничать или умереть, ответ дается, поверьте, совсем не так легко.

Я его понимал. Что делать, если цена сопротивления или даже простой фронды – жизнь? Будешь взвешивать слова поневоле.

– То есть Павел Алексеевич не знал о токсикологической лаборатории?

– До определенного момента не знал…

– А когда узнал?

– Незадолго до своей смерти.

– Это вы рассказали ему?

– Да.

– Зачем?

– Он стал подозревать, что происходит что-то неладное… Смерть Менжинского его озадачила. Я помню один наш разговор летом 1934 года… Вообще, Павел Алексеевич был очень щепетилен в вопросах врачебной этики и никогда ни с кем не обсуждал состояние здоровья пациентов. А тут вдруг сам заговорил со мной об этом. Он сказал, что не понимает, почему умер Вацлав Рудольфович, ведь его, по словам Заблудовского, лечили правильно. После приема лизатов Менжинскому действительно становилось лучше, и тут вдруг такой поворот… Павел Алексеевич думал о возможной врачебной ошибке, но не верил в злой умысел. Однако когда в январе 1935-го при похожих обстоятельствах умер Куйбышев, Павел Алексеевич определенно стал что-то подозревать… Он хотел расследования, потому что опасался, что его детище – лизатотерапия – будет погублено. Короче, он решил написать письмо.

– Кому? Сталину?

– Ну уж сразу Сталину! – Кончак криво усмехнулся. – Нет, для начала, насколько я знаю, он хотел обратиться к начальнику Лечсанупра Ходоровскому и наркому здравоохранения Каминскому. Ну, может быть, еще к директору ВИЭМа Федорову. Я приложил все усилия к тому, чтобы отговорить его.

– Почему?

– Я опасался за Павла Алексеевича.