Именно тогда я и понял: второе потрясение за день не было простым совпадением. Адам наверняка тоже раскапывает биографию Фрэнсиса Юлгрива.

«Мерзавец, – подумал я. – Мало ему? Мало он у меня отнял?»

Я машинально перелистывал страницы, и взгляд вдруг зацепился за что-то желтое – желтый стикер рядом со сноской на источник, относящийся к иллюстрации. Еще одна излюбленная привычка Адама – он вечно оставлял в чужих книгах закладки. Раз запихал высохший ломтик бекона в мое «Сентиментальное путешествие» Стерна.

На стикере было что-то написано карандашом.

«Ну ты и дерьмо! Тебе это с рук не сойдет», – прочитал я.

Третье потрясение. Дело в том, что я узнал почерк: эти петельки, легкий наклон, точки над «i» в виде крошечных разомкнутых кружочков – слева и по часовой стрелке. Почерк сильно изменился, буквы стали еще неряшливее и походили теперь на колючую проволоку вдоль тюремной стены.

Но я все равно его узнал. Навыки в области палеографии иногда оказываются весьма к месту. Я сразу же понял: это писала Мэри.

До Мэри мне было как до луны. Она училась на курс младше. Я видел ее на лекциях, в кафе, раз даже в баре «Игл» – она сидела на коленях у гарвардского аспиранта, который водил «порше». Короче, я думал, что Мэри меня не замечает.

Все изменилось одной майской ночью. Я пришел на чью-то вечеринку – наш общий друг привел меня туда из паба. В садике перед домом кого-то тошнило. Музыка гремела так, что стекла в окнах дрожали.

Мы протолкались через толпу в прихожей и нашли кухню, где наливали выпить. В кухне тоже было негде яблоку упасть. Кто-то передал мне косячок. Все орали, пытаясь перекричать музыку. Спустя минут двадцать я понял, что косячок гораздо забористее, чем казалось поначалу. Мне захотелось выбраться оттуда – подальше от людей, от жары и шума.

Задняя дверь стояла нараспашку. На нетвердых ногах я вышел наружу. Ветерок охладил лицо. Позади дома прятался небольшой садик, заросший сорняками и заваленный ржавым хламом. На старом матрасе обжималась парочка. Из открытой двери лился свет и долетала музыка, но приглушенно и вполне терпимо. Я посмотрел на небо в надежде увидеть звезды. Но над головой лишь тускло светилось желтоватое городское марево.

Я уселся на валявшийся возле изгороди холодильник. Из-за травки голова все еще шла кругом, но уже не так сильно – было почти приятно. Текли минуты. Копошилась и стонала не замечавшая ничего и никого вокруг парочка на матрасе. И тут вдруг кто-то появился в дверном проеме.

Тень заслонила льющийся из двери свет, и я поднял голову. На пороге кухни стояла Мэри в облегающем бархатном платье цвета красного вина. Лицо в обрамлении темных волос оставалось в тени. Свет из кухни окутывал фигуру мягким ореолом.