– Стивенсон закончил учебу.

– И сдал экзамен по праву, – добавил Терк небрежно. – Его семья ожидала, что он пойдет по избранному пути, и если отклонится от него, то совсем ненамного. Но у дерзкого Льюиса были другие планы.

Мой хозяин крутил вино в своем бокале. Это движение казалось мне гипнотическим, и я почувствовал, что еще не полностью пришел в себя после восхождения по лестнице. Кроме того, в комнате стояла духота, к которой примешивался запах книг с кожаным переплетом, старых штор и выцветших ковров.

– Вам лучше снять пиджак, – посоветовал Терк. – Кто, черт побери, таскает на себе черный бархатный пиджак летом, в самую жару?

– Это не бархат, – промямлил я, вытаскивая руки из рукавов.

– Но самое близкое к нему из всего, что вы смогли отыскать? – Терк улыбнулся сам себе, и я понял, что он знал – знал, что в университете Стивенсона прозвали Бархатным Пиджаком.

Я положил пиджак себе на колени и откашлялся.

– Мистер Уитмен сказал, что у вас есть книги на продажу.

– Несколько коробок, по большей части купленные у самого Джорджа. Он говорит, вы назубок знаете, что есть у него, и поймете, какую вещь стоит брать, а какую – нет.

– Он преувеличивает.

– Я тоже так считаю. Мне слишком хорошо известно, сколько книг в его магазинчике.

– Вы коллекционер. – Я обвел комнату взглядом. Стены, до последнего квадратного дюйма, были заняты полками, которые ломились от томов. Книги, все как одна, выглядели очень старыми – суперобложек почти не встречалось. Названий разобрать я не мог, но, судя по всему, здесь были издания на нескольких языках. – Вы преподаете? Пишете?

– Я много чем занимался. – Он замолчал, разглядывая меня поверх бокала. – Полагаю, вам в будущем хотелось бы заняться и тем и другим.

– О писательстве я никогда не задумывался. Надеюсь, конечно, закончить свою диссертацию, а потом попытаюсь ее опубликовать.

– О Стивенсоне и его недугах?

– И о том, как, собственно, недуги превратили его в такого вот писателя. Идея «Джекила и Хайда» пришла к Стивенсону, когда тот испытывал на себе экспериментальный препарат эрготин. Это средство вызывало у него галлюцинации. А в том Эдинбурге, где вырос Стивенсон, во главу угла ставили науку, рационализм и тех, кто занимается настоящим делом, тогда как он чувствовал себя немощным, сильным было лишь его воображение…

Я оборвал свою речь, опасаясь, что начинаю читать лекцию хозяину.

– Как интересно, – протянул Терк и снова поднялся, чтобы налить в мой бокал остаток вина.

Рот мой, казалось, был набит мехом, по лбу струился пот. Я вынул носовой платок и принялся вытирать лицо.