Она подняла руку и пробежала кончиками пальцев по моей щеке, словно прикосновение к другому человеку было для нее чем-то новым и непривычным. Я слегка отстранился, но она шагнула вперед, прижалась своими губами к моим и, зажмурившись, поцеловала. Когда она снова открыла глаза, я почувствовал, что в них таится бескрайнее озеро грусти. Взор ее заволокло слезами, и она, развернувшись, выбежала на улицу. Потрясенный до глубины души, я стоял словно окаменелый и раздумывал, не броситься ли за ней вслед, но тут один из праздношатающихся решил изменить своей многолетней привычке и заплатить за книгу, которую держал в руках. Поэтому я отмахнулся от случившегося и направился обратно к кассе, где обнаружил, нисколько не удивившись, что приобретаемая книга была тем самым экземпляром «Сердца тьмы», который я взял с собой в ресторан…

Было уже почти одиннадцать, когда я оказался у дома Бенджамина Терка. На верхнем этаже горело несколько окон, но я не знал в точности, какие из них относились к его комнатам. Толкнув тяжелую дверь, я стал подниматься по лестнице. В воздухе витали ароматы, оставшиеся от съеденных ужинов, слышались разговоры – по большей части, как мне думалось, из телевизоров. За одной из дверей скреблась и поскуливала собака. Поднявшись на верхний этаж, я остановился, чтобы перевести дыхание, и в этот момент заметил записку, приколотую к двери Терка:

Еще не вернулся. Входите.

Подергал дверь. Та была не заперта. В прихожей горел верхний свет, но, как нередко бывает в Париже, освещение казалось удручающе слабым. Я крикнул, но никто не отозвался. В квартире, в нескольких ярдах от входной двери, на полу что-то лежало – следующие страницы рукописи, снова ксерокопии. Я поднял их и отнес в гостиную, где уселся в знакомое кресло. Рядом высился новый графин вина в компании двух хрустальных бокалов.

– Ну, раз такое дело… – пробормотал я про себя, наливая немного вина, и, закатав рукава рубашки, приступил к чтению.

Эти две части не были непосредственным продолжением своих предшественниц. Они были позаимствованы откуда-то из глубины книг. Однако я быстро понял, почему Терк выбрал именно их, – в обеих описывались очень похожие происшествия, злодейские нападения на женщин, торговавших своим телом. В «Попутчице» над куртизанкой, которой рассказ был обязан своим названием, надругался безымянный незнакомец, когда та спускалась по одной из крутых улочек, отходящих от эдинбургской Хай-стрит. В моем варианте «Джекила и Хайда» злоумышленника звали Эдвардом Хайдом. Но первоначально там стояло другое имя, заштрихованное чернилами так, что не поддавалось прочтению. Карандашные примечания на полях между тем указывали на то, что изначально Стивенсон назвал своего монстра Эдвином Хайтом. Поля той самой страницы были испещрены пометками и пояснениями, сделанными разными людьми – Стивенсоном, конечно же, возможно, его другом Хенли… и Фанни тоже? Не она ли вывела закругленными прописными буквами: «НЕ ХАЙТ!»?