– Хавьер, ты живешь в тумане?

– Не понимаю, о чем вы.

– Ну, туман, все это дерьмо. – Он широко развел руками.

– Таблетки, мистер Коннорс! Давайте я вам помогу.

Он проглотил таблетки. Туман не рассеялся. Он лег в восемь и взялся за книгу той писательницы. Книга о серийном убийце. Будто о них мало написано. Только эта книга была об убийце-женщине. О старухе. Его ровеснице. На нее тоже наползал туман, но пока не такой густой. Каждый вечер старуха выбиралась из дому и ловила мелких пакостников. Ну, карманников, магазинных воров – за такие делишки не убивают, а старуха убивала. Это помогало ей спать.

Можно взять на заметку.

Ему не помешает хорошенько выспаться.

Он читает. Натыкается на отличный кусок. Старуха встречает человека своего возраста. Бывшего киллера. Они болтают, вместе ужинают, гуляют по городу – вроде бы это Манхэттен, – над чем-то смеются. Смотрят на луну. Смотрят на звезды. У них столько общего! Убийства – лишь одна из точек соприкосновения. Оба любят пасту. Оба любят читать. У обоих проблемы с детьми, мечтающими упечь их куда подальше и пичкать таблетками.

– Мне придется убить дочь, – говорит киллер.

– Родную дочь? Это крайность.

– Неужели?

– Свою плоть и кровь. Да, черт подери, это крайность.

– Если я собираюсь сбежать из дома престарелых и быть с тобой, других вариантов нет. Ее придется убрать.

– А тайно ускользнуть не получится?

– Я пробовал. За мной следят в оба.

– Я помогу тебе.

– Правда?

– А что еще мне делать? Я устала от убийств. И готова завязать. Я убивала лишь для того, чтобы найти себе занятие.

– Завязать с убийствами не так просто, как ты думаешь. Убийства становятся образом жизни.

Они поцеловались. Отправились в постель. Все было описано так, как нравилось ему, – никаких застенчивых глупостей, вроде закрытых дверей спальни и читателей, оставленных в коридоре, где даже стонов не слышно. Нет, эта писательница не опустила ничего. Она не увиливала, не жеманничала – то, что он ненавидел в книгах. Это один из его пунктиков. Ненависть к тем, кто не показывает реальную жизнь. Например, когда в книгах не срут. Посрать очень важно. Если не посрать, то и жизни нет. В этой книжке старые пердуны трахнулись, потом оба посрали.