Двое вооруженных солдат охраняли переднюю дверцу, а двое других ходили вдоль очереди, выбирая пассажиров из числа ожидающих. Один из них подошел к Бобби и Нане. Увидев, что молодой человек поддерживает старуху, он спросил:

— Это ваша мать?

Бобби кивнул.

— Садитесь в автобус.

Очередь принялась возмущаться, но солдаты сделали ей знак успокоиться и продолжили выбирать пассажиров.

Бобби двинулся вперед, волоча за собой Нану. Когда они были уже возле автобуса, другой солдат указал им на кучу барахла: люди оставляли тюки и полиэтиленовые пакеты, которые целыми днями таскали за собой. Сквозь прозрачный пластик Амайя различала фотографии в рамках, плюшевых мишек и другие игрушки, что-то вроде свадебного платья, перья и блестки желтого карнавального костюма.

Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Моргнула, чтобы отогнать видения старых черно-белых фотографий, изображавших евреев в краковском гетто и груды одежды, которые нацисты заставили их оставить на площади.

— Одна небольшая сумка на человека, — повторил солдат. — Возьмите с собой документы, лекарства, только самое необходимое. Вам дадут все, что нужно, когда вы доберетесь до Хьюстона.

Бобби показал маленький рюкзак, висевший у него за спиной, и солдат быстро обыскал его, прежде чем кивком разрешил сесть в автобус.

Амайя повернулась к Шарбу.

— Пистолет. Я не могу его отдать; Ленкс может оказаться среди тех, кто ждет посадки, или среди пассажиров в автобусе. И даже если б его здесь не было, назови я себя агентом ФБР, позже пришлось бы объяснять, почему я не обратилась за помощью или не использовала армейские ресурсы, чтобы связаться с Квантико. Я не могу позволить им забрать у меня пистолет.

— Никто ничего у тебя не отнимет, — заверил ее Шарбу.

— Почему ты так уверен? Они всех обыскивают.

— Посмотри на него, — сказал Шарбу, — он просто пацан, играющий в солдата. Ему все равно, в Америке он или в Афганистане, для него это одно и то же. Он обращается с людьми, которые все потеряли, как с мусором, а сам он вроде как швабра, с помощью которой правительство делает уборку. Теперь посмотри на себя: ты белая, красивая, в тебе чувствуется порода, и при этом он заставит тебя сесть в автобус, полный черных.

Амайя сокрушенно покачала головой.

— Что ты такое говоришь?

— Делай, что должна, — добавил он более серьезно, — но не позволяй ему себя разоружить.

Саласар снова повернулась и посмотрела на очередь. Какая-то женщина шагала к автобусу в сопровождении двоих сыновей-подростков. Она горько плакала.

Один из солдат направился к женщине.