— Нет, — согласился Томас, — ты бы ее не тронул. Но ты запросто можешь убить нас всех, я давно это знаю.

— Заткнись!

— Ты отрабатывал убийство на Эндрюсах, поэтому пропала скрипка Мик…

— Заткнись! Томас, замолчи!

— Ты нас не любишь, — спокойно сказал Томас, объявив это как факт.

«Ты не любишь меня», — сказала маленькая девочка в голове Амайи.

— Замолчи! — ответил Ленкс, разъяряясь все больше.

«Замолчи!» — ответила мать, надвигаясь на Амайю.

— Ты никогда нас не любил, — сказал Томас.

«Ты никогда меня не любила», — сказала девятилетняя Амайя.

— Это я-то вас не любил?

«Он убьет своего сына так же, как она убила тебя. Он выстрелит в него».

— Опусти оружие, я сказала! — крикнула Амайя, поворачиваясь боком, чтобы Ленкс видел у нее в руках пистолет.

Мартин Ленкс повернулся на голос. Все произошло очень быстро. Он повернулся и выстрелил одновременно.

Амайя почувствовала, как что-то ударило ее в грудь, да так сильно, что из легких вырвался весь воздух. Она повалилась на спину между гостиной и коридором. Потрясенная, но в сознании, слышала, как все кричат, как плачет ребенок. Удивительно, подумала Амайя: вроде не больно, но при этом она задыхалась. Открыла рот и вдохнула как можно глубже, чтобы заполнить пустоту, которая росла внутри. И тут пришла боль. Яростная, огромная. Смертельная. Амайя испуганно опустила голову, пытаясь что-нибудь разглядеть. Маленькое пятнышко, не больше монеты, темнело на груди в том месте, где — она знала это наверняка — располагалась верхушка сердца.

«Это шок от выстрела, это шок, ты тысячу раз читала об этом, перестань думать о пуле…»

Амайя попыталась протянуть руку и увидела, что все еще держит пистолет; она подумала, что инструктор ею гордился бы.

«Держи пистолет крепко, словно его у тебя отнимают», — говорил ей Сальвадор во время учебы в Памплоне. Амайя вспомнила, что всегда хотела узнать, о чем думает человек, когда умирает. Она подняла другую руку и инстинктивно поднесла ее к тому месту, куда попала пуля, думая о бронежилете, который пришлось оставить в Новом Орлеане перед посадкой в автобус. Она почти слышала голос инструктора: «В мире не существует пуленепробиваемой брони; все дело в сноровке полицейского, а не в жилете, который якобы избавит тебя от пули».

Крики доносились до нее будто издалека. Диван мешал что-либо рассмотреть, но она узнала голос мальчика, призывающего на помощь. Амайя оперлась на предплечье и задержала дыхание, потому что каждый глоток воздуха причинял такую невыносимую боль, что она ничего не видела и боялась, что вот-вот потеряет сознание. Она не могла позволить себе отключиться — это второе правило для тех, в кого угодила пуля. Не выпуская оружия, Амайя поползла вглубь комнаты, но не выдержала и посмотрела на пол в том месте, где ее подстрелили. Крови не было. Пуля осталась внутри. Она чувствовала инородное тело рядом с сердцем — разорванные ткани, рассеченные сосуды…