— Мсье командир, — встал француз, который каким-то боком оказался в их полку, — разрешите отправиться вместе с ним? Там могут быть ещё подобные землянки.

— Да, хорошо, — командир всё никак не мог отдышаться.

Джеймс и француз-доброволец по команде покинули траншею. Поначалу бежали быстро, но скоро поняли, что путь и вправду безопасный. Осторожно подошли к землянке. Оба приготовили винтовки. По грязи полз немец, его левое бедро оставляло за собой кровавый след. Это был тощий усатый солдат, увидев их, он достал пистолет люгер и прицелился. В его глазах не было страха, была чистейшая ненависть. Хоть он и лежал в грязи под прицелом двух винтовок, совершенно не был сломлен, наоборот, чувствовал превосходство.

— Добьем гада, — процедил француз, уперев приклад в плечо.

Тут же раздался выстрел. Француз рухнул рядом с раненным немцем. Но огонь открыл отнюдь не враг. Из винтовки Джеймса выходила тонкая струйка дыма, он опустил оружие. Немец тоже спрятал пистолет. Томпсон смотрел на него, неприятное лицо усача не менялось. Он тяжело дышал, сжимая раненое бедро. Англичанин снял сумку, покопался в ней какое-то время, вынул бинт и пузырёк йода. Бросил их рядом с раненным немцем. Повисла тишина, враг долго оценивал Джеймса взглядом тёмных глаза, словно запоминал его. Наконец подобрал медикаменты.

— Das neue Deutschland wird dich nicht vergessen (новая Германия тебя не забудет), — чётко сказал немец.

Томпсон кивнул, сделав вид, что понял сказанное, развернулся и побежал к своим.

4.

20 апреля 1912 года. Остров-тюрьма Райкерс, Нью-Йорк, США.

Заключённые в полосатых робах шли один за другим, повесив головы. Неподалёку стояла группка тюремных служащих, которых на острове-тюрьме великое множество. Оскар Эванс периодически почёсывал разбитый нос. Он надеялся на скорое освобождение, а потому не пытался завести знакомств или чего-то подобного. Заключённые направлялись в свои камеры после короткого осмотра. Сосед Оскара, коренастый американец, не очень любил разговаривать. Мало кто знал, за что его упекли сюда, но вряд ли за кражу яблок.

Уже в камере Оскар спросил у него:

— Чего ты натворил-то? Грохнул кого-то?

Американец не ответил.

— Я вот тоже грохнул. Проблема в том, что это не та земля, на которой мне разрешено убивать. Вот в Лондоне я мог позволить, что угодно. Мы с братцем унаследовали власть в банде, которую боялось полгорода. Он был умнее меня, вел все преступные дела, делал закупки оружия и наркотиков, инвестировал. А я пропивал все заработанные им деньги. Потом брата порешали. И банда стала разваливаться на кусочки. Сначала ушли важные шишки, захватив с собой крупную часть сбережений. Мелкие бандиты вроде и остались, а с другой стороны, что они сами могут сделать? Полиция-то просекла, что банда ослабела, значит можно начать действовать. Они отлавливали наших одного за другим. По приказу Артура Несбита их всех приговорили к расстрелу. Всех, кто хоть как-то взаимодействовал с нами. Только мне удалось уйти от наказания, меня спас главный помощник этого Артура, иронично. А ты умеешь слушать, приятель.