Входная дверь была распахнута и висела, держась только на нижней петле.

Мортон дотронулся до нее свободной рукой.

Дверь стала клониться к полу и замерла в паре футов от его поверхности.

– Подожди секундочку, – повернулся Грант к Пейдж.

Он боком, прижимая к себе одеяло, протиснулся в узкий вход.

Воздух внутри благоухал пихтой, дымом и плесенью.

В очаге горело слабое пламя. Оно освещало помещение колеблющимся светом, от которого стропила отбрасывали похожие на ребра тени на сводчатый потолок.

Стены были покрыты граффити.

В основном даты и половые органы.

Имена сопровождались глаголами «любить» или «трахать» в разных формах.

В дальнем углу сгнивший деревянный барьер отделял комнату от того, что когда-то было небольшой кухонькой. Сейчас ее трудно было узнать – она была похоронена под обломками обвалившейся крыши и остатками кухонных шкафов и столов, давно разрушенных многолетними дождями и снегопадами. Ничто не говорило о ее прошлом предназначении, за исключением корпуса холодильника без двери, со следами картечи на боках.

Грант подошел по хрустящим осколкам стекла к очагу. Два поколения банок пива «Бад Лайт» занимали всю поверхность старой железнодорожной шпалы, служившей неким подобием каминной доски. Это было единственное место в доме, где наблюдались следы хоть какого-то порядка и благоговейного трепета, некий респект от коллективного сознания тех, кто проводил здесь время.

Мортон взглянул на голую стену над очагом, где три десятилетия назад висел рисунок его матери – сделанный акриловыми красками набросок пруда на заднем дворе. Он смог рассмотреть гвоздь в растрескавшейся сухой штукатурке, на котором когда-то висела рамка рисунка.

Вытянув руку, Грант дотронулся до него, а потом повернулся и посмотрел на две двери в противоположной стене комнаты.

Первая вела в их с Пейдж спальню, но мужчина прошел по слоям мусора, сохранившимся после тысяч пятничных вечеров, ко второй.

К двери в спальню родителей.

Скрипя петлями, дверь открылась от его толчка.

Он больше не чувствовал тепло очага, и его свет был слишком слаб, чтобы осветить стены, чьи деревянные панели рассохлись и частично обвалились, как кора умирающей березы.

Грант сделал шаг внутрь.

В комнате не было никакой мебели, за исключением матраса, задвинутого в самый дальний угол.