Только я испытываю не тревожность, а настоящий животный ужас.

– Помни, что все под контролем, – на днях наставляла меня Дженис. – Если станет слишком тяжело, ты всегда можешь уйти. Ты уже не маленькая девочка. У него нет власти над тобой.

Есть. Он сидит в тюрьме уже двадцать лет, а я все еще обхожу стороной беговую дорожку на Парламент-Хилл. Никуда не переехала. Все еще каждый день веду с мамой одни и те же бесконечные разговоры, полные взаимных упреков и чувства вины.

Я сижу на пластиковом стуле прямо, как жердь. Поясница болит, хочется облокотиться на спинку. Нет, я не подам вида, что мне неудобно, не покажу, что боюсь. Будь я проклята, если доставлю ему такое удовольствие.

Смотрю на прикрученный к стене телефон. По ту сторону прозрачной перегородки – такой же. Пытаюсь представить, как он снимет трубку, что скажет. Не получается, и от этого я боюсь еще больше. Не знаю, чего ждать.

В каком-то смысле наступает кульминация, к которой я шла всю свою жизнь. Вернее, я замерла в ее ожидании. Поставила все на паузу.

Если нас определяют наши воспоминания, то кто я тогда? Женщина, которая не может отличить правду от лжи, не знает, кому верить. На ошибках учатся, только если понимают, где ошибка, а где нет. Рост возможен, только если есть от чего оттолкнуться.

Я как увязший в грязи велосипед. Мне тридцать два, а я все буксую на месте.

Однажды я поделилась этой мыслью с Дженис. Ее рассмешила моя нелестная метафора. Дженис пишет книги по психологии в стиле «помоги себе сам», учит преодолевать душевные травмы и все такое. Язык для нее очень важен.

Ковыряю заусенцы, затем прячу руки под себя, чтобы не показать Мэтти свою нервозность. И все равно покусываю губы, ерзаю на стуле. План выглядеть сильной обречен на провал.

Почему так долго?

Я уже собираюсь встать и позвать кого-нибудь, когда из коридора доносится гулкое эхо. Кто-то идет быстрым шагом.

Сердце бешено бьется. Все во мне сжимается. Подступает тошнота.

Дженис посоветовала бы сосредоточиться на дыхании, но я не могу думать ни о чем, кроме приближающихся шагов. Лязгает металлическая дверь, и вибрирующий звук заполняет пустую комнату. Я подпрыгиваю от неожиданности.

Что я здесь делаю? Чем я думала?

Дженис уверяла, что мне «нужно поставить точку», но ничего не получится. Едва ли Мэтти сменит пластинку. И как мне узнать наверняка, что он невиновен? По глазам? Ну-ну…

Шаги замедляются и останавливаются за дверью. Во рту растекается металлический привкус, как если облизнуть медную монетку. Тут же я понимаю, что прикусила язык и это вкус крови.