— Но если вы создатель, значит, вы можете его и уничтожить? — с надеждой спросил Фуэнтес.
Верховский кивнул.
— Я уже уничтожил формулу, — сказал он, — без неё и моих знаний производство новых партий невозможно. Но мы не знаем, сколько произведено уже, и боюсь, что это достаточно внушительное количество.
— Мы должны что-то сделать, — сказал Фуэнтес, — мы подадим обращение с требованием международного расследования. Мы все свидетели.
Кристина покачала головой.
— В лучшем случае вас просто засмеют, — сказала она, — такой фантастикой никто не будет заниматься. Тем более ради какой-то восточно-европейской страны. Поэтому они и выбрали Понти́ю стартовым полигоном.
— Мы же не можем просто принять это как факт, — возразил Горчаков, — сидеть и ничего не делать.
— Не можем, — согласилась Кристина, — но надо. Вольно или невольно мы все стали свидетелями подлинных событий, и, возможно, только мы знаем правду о том, что произошло и что ещё может произойти. Будущее мира туманно, и каждому из нас будет брошен вызов. Вызов нашему доверию, нашим идеалам. Устоять в эти времена и уметь отличать добро от зла, правду от лжи — только в этом главная задача. Уж поверьте мне, я все видела и все знаю.
Кристина понимала, что говорить что-либо этим людям большой риск, поскольку каждый из них, возможно, принадлежит системе. Они отличаются нестабильностью поведения и отсутствием стержня. Хотела бы она, чтобы все разом поняли ту истину, которая стала известна ей в миг внезапной ясности. Но ведь всё не бывает сразу. Так будет неинтересно. С другой стороны, если раскрываешь секрет, то укрепляешь доверие.
— И что же нам делать? — спросил Фуэнтес. — Это слишком серьезное знание.
Кристина пожала плечами.
— Оказавшись в гуще битвы, всегда надо выбирать сторону, вам этот выбор предоставлен. Возвращайтесь в свои страны и расскажите правду своим гражданам. Уберегите их от этой невидимой напасти или служите системе. Выбор всегда за вами, я лишь рассказала вам правду. Ту, которую узнала сама, а правда способствует лишь прозрению, но не счастью.
— Приходится верить, — смущенно сказал Горчаков, — хотя признаюсь вам честно, что лучше считать это страшной сказкой.
— Я не знаю, во что верить, — честно сказал Фуэнтес, — но знаю, что слишком долго отдавал всё, чтобы в моей Европе царила подлинная демократия. Я не могу отдать её так легко!
Кристина улыбнулась. Кажется, скоро она сможет создать свой повстанческий союз. Как интересно поворачивается колесо жизни.
— И не надо, — сказала она, — живите как жили, работайте как работали и делайте то… о чем нельзя сказать открыто, но можно делать тайно, помня о правде, которую вы все здесь услышали.