Сергей поставил на середину стола громадный серебряный самовар. Другой юноша из распутинской паствы принес тонкие чайные стаканы в серебряных подстаканниках.
– Чаю? – предложил Распутин.
– Нет, спасибо, – пробормотал Джордан.
После того что произошло с Руном, у Стоуна не было никакого желания пить или есть что-либо, к чему прикасалась рука Распутина. Он, будь это возможно, не дышал бы и одним с ним воздухом.
Эрин тоже отказалась, но по тому, как она прятала сжатые ладони в вытянутые рукава своего свитера, было видно, как сильно она замерзла и как сильно ей хочется выпить чего-нибудь согревающего.
– Рун, а твои спутники мне не доверяют. – Распутин обнажил в улыбке квадратные белые зубы. Его клыки были удалены, но и это обстоятельство, по мнению Джордана, не делало его менее опасным.
Никто из сидевших за столом не ответил на его шутливое замечание. По всей вероятности, этот вопрос, насколько можно доверять Распутину, никогда даже и не обсуждался.
Григорий повернулся к Руну.
– Ладно, шутки в сторону. Почему вы решили, что Евангелие может находиться в моем городе?
– Мы полагаем, что оно могло быть доставлено сюда русскими войсками в конце Второй мировой войны.
Ладони Руна лежали на столе, как будто он был готов отдернуть их и встать на ноги: либо для того, чтобы драться, либо – что было бы наиболее вероятным – бежать.
– В столь давние времена?
Кивком Рун ответил на его вопрос.
– А куда они могли бы деть эту Книгу?
– Знай они, что попало к ним в руки, они, возможно, отнесли бы ее к самому Сталину. – Распутин положил локти на стол. – Но они этого не знали.
– Ты в этом уверен?
– Конечно. Если бы они доставили ее в какое-то важное место, я знал бы об этом. Я ведь все знаю.
Рун потер свой указательный палец, ту его часть, которая вставляется в кольцо карамбита, когда это оружие пускается в ход.
– За последние сто лет, Григорий, ты почти не изменился.
– Как мне кажется, ты намекаешь на мою гордыню, по-твоему, это грех, который всегда возбуждал в тебе тревогу за судьбу моей души. – Распутин покачал головой. – А по-моему, тревожить тебя должна