– Для нас есть путь, – промолвил Бернард. – Это самая трудная стезя, по коей может шествовать священник, но мы способны творить добро, способны служить Церкви так, как никто другой. Господь нас не покинул. Мы тоже можем жить в Его благоволении.

И с этими словами Рун погрузился в глубокий колодец сна, позволив этой непреходящей надежде укротить его жажду крови и посулить ему спасение.

Очнувшись от своей епитимьи, Корца узрел склонившегося над собой кардинала, и те же бездонные карие глаза сияли ему той же любовью и заботой.

Тогда Бернард спас его.

И все-таки теперь Рун знал и бедствия, последовавшие за этим единственным актом милосердия, воображая глаза Элисабеты, ее лукавую улыбку, смерти и страдания, шедшие за ней по пятам.

Вероятно, если бы Бернард позволил ему умереть, он сослужил бы миру лучшую службу.

Глава 40

Глава 40

20 декабря, 06 часов 07 минут по центральноевропейскому времени

Близ Неаполя, Италия

Элисабета прижимала Томми к боку, чувствуя, как его время от времени прошивает дрожь – наверное, при воспоминаниях об огне и взрывах. Она ни разу не видела подобного сражения – два противника летают, как ястребы, дым с визгом вырывается из невозможных пушек у них в носах, от грохота сотрясается даже воздух. Схватка наполнила ее ликованием и благоговением, но ужаснула отрока.

Оный прижался к ее плечу, ища утешения.

Элисабета вспомнила, как другая винтокрылая повозка взорвалась и скатилась в море, затонув, как корабль, получивший пробоину. Она представила, как Руна разносит в клочья, но, как ни странно, не нашла в этой картине ни капельки удовлетворения, только огорчение.

Он должен был умереть у меня на руках.

Не могла она пренебречь и ощущением пустоты от утраты. И теперь исследовала эту пустоту, понимая, что это не горе – во всяком случае, не совсем горе. Скорее мир без него стал как-то неполон. Рун всегда наполнял ее жизнь, даже тогда в замке, еще до обращения – с его частыми визитами, долгими беседами, долгим чреватым молчанием. И после той кровавой ночи он продолжал определять ее жизнь, дав ей, по сути, новое рождение. И с той поры всегда преследовал ее призрачной тенью – даже в этот современный мир.