— Вовремя, — кивнула Эрин.
Джордан шутливо нахмурился, глядя на нее.
— Вряд ли кто-то из нас прошлой ночью был способен провести допрос.
— Когда мы сможем поговорить с ним?
— В восемь часов... примерно через час.
Стоун, неся поднос, подошел к кровати, сел и похлопал ладонью по матрасу рядом с собой.
— Как насчет того, чтобы я подал тебе завтрак в постель?
Эрин уселась рядом с ним.
— Мне казалось, это считается, только если на нас ничего нет.
Он поставил поднос на ночной столик.
— Мне нравится это правило... а, как ты знаешь, я твердо придерживаюсь разумных правил.
И начал расстегивать пуговицы своей рубашки.
Элизабет осторожно приступила к смене повязки на обрубке левой руки Руна. Она сняла старую повязку и осмотрела рану. Поверх мышечного среза уже практически везде наросла кожа, но лечение все еще требовалось. Графиня положила на рану компресс, пропитанный священным вином. Корца слабо застонал от боли, но так и не открыл глаза.
«Вернись ко мне, Рун».
Батори закрепила компресс свежей повязкой, затем выпрямилась. Она чувствовала, что солнце встало примерно час назад. Элизабет так и провела всю ночь в этой келье без окон, рядом с Руном. Здесь пахло ладаном и вином, немного — сеном и кирпичной пылью, и это напоминало ей о времени, которое она провела здесь в заточении. И все-таки она осталась, желая быть здесь, когда Рун очнется.