— Сейчас? — удивился Дутр.

— Да, сейчас же. Людвиг, он такой. Ему если что в голову взбредет, он ждать не желает.

Дутр разложил одежду на диване.

— Но это же фрак! — воскликнул он.

— Конечно. Лучший костюм твоего отца.

Дутр разделся и натянул брюки с блестящими шелковыми лампасами, ошеломившими его.

— Что я говорил! — проворчал Людвиг. — Ему все впору.

Дутр надел фрак, и Людвиг встал, чтобы ощупать плечи, проверить длину рукавов.

— Ну как? — спросил он.

Одетта колебалась.

— Да, — признала наконец она, — может, и стоит рискнуть.

Дутр инстинктивно засунул руки в карманы брюк, нащупал какой-то круглый предмет и тут же вытащил его на свет.

— Это что? Монета?

— А! — сказала быстро Одетта. — Это доллар, с которым он работал.

— Из чего он? — спросил Дутр.

Людвиг посмотрел на Одетту. Она колебалась.

— Из серебра, конечно, — сказала она наконец. — Оставь себе. Он твой. Может, тебе придется им воспользоваться.

Людвиг снова сел. Сквозь прикрытые веки он смотрел на юношу.

— Выпрямись! — приказал он. — Так. Теперь скажи: «Дамы и господа!» Давай говори! Язык не отсохнет. «Дамы и господа!» Как будто ты обращаешься к зрителям в зале.

Дутру показалось, что сейчас он задохнется. Он посмотрел на мать и увидел, что та ждет, странно приоткрыв рот, с рукой, застывшей в ободряющем жесте.