– Какую идею?

– О том, что у Леса еще до службы крыша была набекрень. Я был бы не прочь услышать эту историю с твоей точки зрения, – шериф свернул на боковую улицу. Фонарей становилось все меньше и меньше, пока они вовсе не кончились. – Говори, – сказал Берни. – Мы с Четом торопимся.

Правда?

Дома становились все меньше и стояли все дальше друг от друга, и вскоре мы оказались на открытой местности. Дорога пошла вверх под уклон и начала петлять. Появились деревья. Я чувствовал их запах – и практически мог почувствовать вкус. Веточки эвкалипта были моими любимыми.

– Я хочу заключить сделку, – сказал шериф.

– Не ты один, – сказал Берни.

– Он мой двоюродный брат. Наши матери были сестрами, и они были очень близки. Погибли в результате крушения.

– Я слушаю.

Я рад, что кто-то слушал. Для меня все эти разговоры были слишком сложными, к тому же, я понятия не имел, куда это все ведет.

– Ты мог бы замолвить за него словечко, – сказал шериф.

– В зависимости от того, как это все закончится.

– Справедливо, – сказал шериф. – Самое хреновое было в том, почему Лес вообще пошел служить.

– Судья выдвинул ему ультиматум? – сказал Берни. Шериф бросил на него быстрый взгляд.

– Седрик тебе об этом рассказал?

– Не совсем.

– Тогда откуда ты знаешь?

Берни не ответил.

– Да, так и случилось. Первое преступление – первое настоящее преступление – а ему было всего двадцать три.

– Уже не ребенок.

– Нет.