В последние годы Мино прочитал тысячу книг. И все время он думал: знание существовало всегда. Нет ничего неизвестного. Еще в шестилетнем возрасте, разгадывая тайны бабочек под раскидистыми кронами деревьев в джунглях, он понял все.
Страшна не близость смерти. А отсутствие жизни.
Когда Мино открыл дверь ресторана, в нос ему ударил запах сладкого табака и лимонной воды. Орландо и Ховины еще не было, так что он сел за столик в дальнем углу. И заказал чашку чая.
Совсем скоро ему исполнится двадцать один год. Но ему казалось, что он всю жизнь был взрослым. На его лице не было ни единой морщинки; кожа осталась по-детски мягкой. И пальцы такие же чувствительные, как и во времена Изидоро, Папы Маджико. Скоро его рукам придется обрабатывать землю джунглей.
Скоро его ждут большие перемены.
Мир сможет стать иным. Мучения, которые за последние десятилетия пришлось пережить планете, забудутся, раны зарубцуются, ведь даже шрамы у него в паху постепенно стали мягче и почти исчезли. Он сможет иметь детей. Наличие всего одного уха нисколько ему не мешает. Важно, что была воля, не только у него самого, а у всего мироздания, именно благодаря воле все погубленное сможет восстановиться. Возможно, он – лишь инструмент этой воли. Как знаменитый Ариго из Конгоньяса – инструмент необъяснимой силы, исцелявшей бедных и больных.
Мино знал, что и сам он лишь частица чего-то большого, необъятного. Альпамамы. Духов джунглей, охраняющих все живое.
И все же от некоторых мыслей ему становилось невыносимо грустно: он знал, что никакими своими акциями они не смогут возродить сотни индейских племен, уничтоженных и истребленных навсегда, с их культурой, языком и мудростью, которые уже никогда не восстановить. Как и сотни тысяч животных и растений, как запахи, которые уже никто никогда не почувствует, звуки, которые никто никогда не услышит.
Если только все это не хранится где-то в секретном месте.
Мино маленькими глотками пил чай.
Есть определенная граница. Предел того, сколько сможет существовать этот город, эта жуткая отравленная выхлопными газами машина. Десять лет? Двадцать? Максимум тридцать – и улицы заполнят тощие усохшие трупы. И миллионы кашляющих людей наконец замолчат. И планета проведет свою границу.
Рядом с Землей есть планета Венера. Кипящий и бурлящий котел серы и вулканов. А по другую сторону находится Марс. Бесплодная, стерильная и безжалостная каменная пустыня. Между ними – Земля, все еще зеленая, все еще голубая, все еще живая. Никто во Вселенной не испытает никакой жалости от того, что эта планета присоединится к бесконечному ряду мертвых планет, болтающихся в космосе.