Не выдержав, титулярный советник незаметно потянул уздечку на себя, и когда кобыла мотнула башкой в его сторону, полуобернулся – а заодно искоса взглянул на японку.
Оказывается, она и не думала смотреть ему в спину! Отвернулась, раскрыла зеркальце и занялась лицом – уже успела причесаться, заколоть волосы, напудрить носик. Вот вам и многозначительное молчание!
Рассердившись на собственную глупость, Фандорин передал японке поводья и твердо сказал:
– Всё, сударыня. Лошадь совершенно успокоилась. Можете ехать дальше, только потише и не выпускайте поводьев.
Он приподнял шляпу, каким-то чудом удержавшуюся на голове, и хотел откланяться, но заколебался – вежливо ли уйти, не представившись. С другой стороны, не велика ли честь – представляться распутной женщине, будто светской даме?
Возобладала учтивость.
– П-простите, я забыл назваться. Я…
Она остановила его движением руки:
– Не нужно. Имя мне скажет очень мало. А главное я увижу и без имени.
Посмотрела на него долгим, изучающим взглядом, нежные губы беззвучно зашевелились.
– И что же вы видите? – поневоле улыбнулся Фандорин.
– Пока немногое. Вас любит удача и любят вещи, но не любит судьба. Вы прожили на свете двадцать два года, но на самом деле вы старше. И это неудивительно: вы часто бывали на дюйм от смерти, потеряли половину сердца, а от этого быстро стареют… Ну что ж. Еще раз: спасибо, сэр. И прощайте.
Услышав про половину сердца, Эраст Петрович вздрогнул. Дама же тряхнула поводьями, пронзительно крикнула «
Лошадь по имени Наоми послушно бежала, мерно прядая острыми белыми ушами. Подковы выстукивали по мостовой веселую серебряную дробь.
ПОСЛЕДНЯЯ УЛЫБКА
ПОСЛЕДНЯЯ УЛЫБКА
В тот день он видел ее еще раз. Ничего удивительного, Йокогама – маленький город.
Вечером Эраст Петрович возвращался в консульство по Мэйн-стрит после совещания с сержантом и инспектором и видел, как мимо в открытом бруэме проехали огненноволосый Булкокс и его наложница. Англичанин был в чем-то малиновом (Фандорин на него едва взглянул); его спутница – в черном облегающем платье, шляпе со страусовым пером, невесомая вуаль не закрывала лица, а лишь словно окутывала черты легкой дымкой.