– Ну, скоро вы? – нетерпеливо сказал вице-консул. – Двадцать три минуты д-двенадцатого. Ночи сейчас коротки.
Из уборной крались длинным темным коридором, Асагава в прикрученных веревками соломенных сандалиях, Фандорин на своих каучуковых подметках. Полицейское управление мирно почивало. Вот что значит низкий уровень преступности, не без зависти подумал титулярный советник. По дороге лишь раз встретился кабинет, в котором горел свет и, кажется, шла какая-то ночная работа, да однажды из-за угла со свечой в руке вышел дежурный офицер. Позевывая, прошел мимо, не заметив два черных силуэта, вжавшихся в стену.
– Пришли, – шепнул Асагава, остановившись перед высокими двойными дверями.
Он сунул в скважину какую-то железку (обыкновенная отмычка, определил Эраст Петрович), повернул, и соучастники оказались в просторной комнате: ряд стульев вдоль стен, стол секретаря, в дальнем конце еще одна дверь. Ясно – приемная. Консул Доронин рассказывал, что в Японии шесть лет назад произошла великая бюрократическая реформа: на чиновников вместо кимоно надели мундиры и заставили их сидеть не на полу, а на стульях. Чиновничество поначалу чуть не взбунтовалось, но понемногу привыкло. А жаль. То-то, наверное, было живописно. Приходишь в казенное место, а там столоначальники, писари, письмоводители – все сплошь в халатах и ноги сложены калачиком. Фандорин вздохнул, посетовав на то, что разнообразие жизнеустройства в мире постепенно вытесняется единым европейским порядком. Через сто лет всё везде будет одинаковое, не поймешь, в России ты или в Сиаме. Скучно.
Комната, расположенная за приемной, тоже ничего примечательного собой не представляла – обычный кабинет значительного лица. Один стол широкий и короткий, перед ним другой – узкий и длинный. В стороне два кресла, для неофициальной беседы с важным посетителем. Книжные полки со сводами законов. На самом видном месте фотографический портрет императора. Единственная необычность, с японской точки зрения, – распятие, висевшее рядом с изображением земного владыки. Ах да, ведь Суга христианин, у него и на шее крестик висит.
Ничего себе последователь Христа, покачал головой Эраст Петрович, но тут же устыдился. Можно подумать, наши боголюбцы не предают и не убивают.
Асагава поплотнее прикрыл шторы, зажег масляный фонарь и подошел к титулярному советнику. Он выглядел взволнованным, даже торжественным.
– Не знаю, найдем ли мы тайник и вообще, чем всё это кончится, поэтому скажу сейчас то, что обязан сказать. Я должен был прийти сюда один. Ведь это наше, японское дело.