Кое-как, наскоро перекусили – и в путь.

Возвращение

Пять повозок выехали из безмолвного, будто вымершего Богомилова шумно – с конским ржанием, позвякиванием сбруи и звоном колокольцев. Река приняла вереницу саней в своё белое, мягкое русло, стиснула лесистыми берегами, и звуки сразу приглохли. Езда по свежему снегу получалась небыстрой, но опытный кормщик Крыжов даже в темноте знал, где наст пожестче; его лошадь проворно перебирала завязанными в кожаные мешки копытами, почти не проваливаясь, а остальным по проложенной колее было уже легче.

Сани урядника Одинцова шли последними, то есть занимали самую привилегированную позицию – иначе конь не утянул бы трёх человек (японца Эраст Петрович на сей раз усадил с собой).

Правил Фандорин, сам вызвался. Когда едешь в хвосте, быть возницей дело нехитрое, знай только не отставай.

Впереди покачивался фонарик, подвешенный на задке евпатьевского экипажа – даже если налетит вьюга, всё равно не собьёшься.

И тем не менее последние сани понемногу начали отставать, чем дальше, тем больше.

Ульян, оживлённо беседовавший с Масой о женской красоте (оказалось, что их вкусы удивительно сходны), заметил это не сразу. А когда посмотрел-таки вперёд и увидел, что путеводный огонёк едва различим во мраке, попенял нерадивому кучеру:

– Что ж вы, Ераст Петрович. Наддайте-ка. Да кнутом его, кнутом.

– З-зачем бить живое существо? – безмятежно ответил Фандорин и, вместо того чтоб хлестнуть животное, натянул вожжи, так что сани вовсе остановились.

Он прибавил что-то по-японски. Маса достал саквояж, начал в нём рыться.

Полицейский ждал, недоумевая, что за внезапная надобность вызвала эту остановку. И уж подавно удивился, когда слуга подал своему господину сигару и спички.

– Чего это вы?!

– Уф, до чего ж я устал быть с-старовером. – Эраст Петрович раскурил сигару и с наслаждением выпустил струйку дыма.

– Они ж не увидят, что мы отстали! – попытался втолковать ему Ульян.

– Раньше, чем станут на привал, нипочём не обнаружат, – согласился Фандорин. – А это когда ещё будет. Но искать нас не станут – я Никифору Андроновичу на кибитку з-записку прицепил.

Урядник заморгал:

– Какую записку?

– Что мы возвращаемся в Богомилово. Сейчас вот докурю и повернём.

Потеряв дар речи, Одинцов уставился на безмятежного курильщика.