Обедать еще рано. Чем бы таким заняться? Не полепить ли?

Надела рабочий халат, вышла из спальни в гостиную. Там сидел Маса, водил кисточкой по бумаге. Третьего дня купил в китайском квартале тушь, кисточки и какую-то особенную бумагу. Теперь рисовал свои каракули, на лбу и кончике носа – черные пятна.

– Поработаем? – сказала Мона.

Японец встал, почтительно поклонился.

Он появился, когда она еще лежала в больнице, то и дело уплывая в забытье. Однажды очнулась и увидела на том месте, где обычно находилось лицо Эраста, круглую физиономию с узкими глазками. Думала – сон, а оказалось, что это благородный муж вызвал телеграммой из Севастополя своего Санчо Пансу.

Японец увидел, что больная открыла глаза. Наклонил все туловище, не сгибая шеи (у них так принято). Сказал:

– Масахиро Сибата. Прошу любить и жаловать.

Мона его сразу и полюбила, и пожаловала. Он ее ужасно забавлял, еще больше, чем Эраст.

Маса жил в номере по соседству, но почти всегда находился в гостиной – уж во время отсутствия Эраста всенепременно.

Конечно, Мона могла бы держать благородного мужа при себе безотлучно, несчастной беременной женщине слабого здоровья это было бы очень легко, но такого человека держать взаперти, в четырех стенах не стоит – начнет томиться. С Эрастом надо было вести себя иначе: постоянно придумывать для него какие-то небольшие трудные задания. Чтоб всё время был при деле и поменьше задумывался о судьбах мира.

Сначала у Моны стали жутко мерзнуть ноги, и чтобы их согреть, понадобились носки из шерсти новорожденного ягненка. Эраст отправился по окрестным деревням на поиски этого грааля, а добыть его было непросто, потому что овец на Харьковщине почти не разводят, да и летом, как известно, ягнята не родятся. Ничего, достал шерсть, а Маса связал носки. Но тут у Моны приступы озноба закончились и начались приступы нервного беспокойства, совершенно ей противопоказанные. Помочь могло только новейшее швейцарское лекарство, и Эраст неделю бегал по больницам и аптекам, собрался даже отправиться в Константинополь, но это уж было бы чересчур. Мона объявила, что ей вполне помогает настой тимьяна.

Месяц назад ей захотелось лепить – благородный муж после долгих поисков добыл приличный воск. Затем возникла задача посложней – хорошие краски, всё время новые. Сегодня, например, Эраст был командирован достать светлую охру, которой художница думала поджелтить портрет Масы.

Один раз, в августе, муж сорвался-таки с поводка. Мона очень старалась не нервничать, убеждала себя, что даже царица Омфала иногда отпускала пленного Геракла поохотиться. Слава богу, продолжалось это недолго, всего два дня. И Маса был с ним. «Выбирай: или ты берешь с собой Масу, или остаешься, – заявила Мона, когда поняла, что Эраста в номере не удержать. Я отлично обойдусь одна».