– А что стряслось, Алексей Парисович? – спросила Мона, доверительно беря Романова за локоть. – Вы выглядите взволнованным.

– Не знаете еще? Мы-то всю ночь на ногах. Кошмар. Взрыв в сиротском приюте. Покушение на главкома. Князь хотел сам приехать к господину Фандорину, но занят расследованием. Прислал меня, с пакетом.

Мона вздрогнула. Сиротский приют? Дело дрянь. Эраст снова сорвется.

– Маса, принесите, пожалуйста, из ванной мои пилюли, – отослала она японца, а у капитана потребовала: – Что в пакете? Покажите.

Романов заколебался.

– Там снимки. Жуткие…

Но вынул-таки из планшета конверт.

На первой фотографии, большой, была снята группа детей в одинаковых темных мундирчиках, с ними женщины в фартуках с крестами – вероятно, воспитательницы. У восьми мальчиков и двух женщин лица перечеркнуты красным карандашом.

– Это те, кто убит, – пояснил Романов. – Все остальные ранены или контужены.

Остальные карточки были того хуже: каждый убитый отдельно.

– Князь приказал обязательно показать всё это Эрасту Петровичу.

Чертов психолог, злобно подумала Мона. Знает, чем пронять. Что же делать?

– Милый Алексей, – проникновенно сказала она. – У меня к вам просьба, очень большая. Вы просто скажите Эрасту, что ваш начальник просит его о помощи, а снимки не показывайте.

– Но Лавр велел непременно показать, – растерялся Романов. – Как же я могу не исполнить?

– Ради меня. Ради всего, через что мы вместе прошли… Помните?

И нежно посмотрела ему в глаза: мол, я-то всё помню, разве такое забудешь?

Не ждала, что он согласится. Но чудесный Романов со вздохом сказал:

– Хорошо. Если вы просите…

И спрятал опасные фотографии в пакет, а пакет – в планшет.

– Спасибо, – прошептала она, очень довольная, что разговор состоялся без Масы.