Кстати говоря, заслужила этим горячую признательность японца, а то он поначалу, кажется, ревновал. Теперь-то они стали не разлей вода, и Мона твердо знала, что при любом споре с мужем Маса будет на ее стороне. С мужчинами иметь дело легко, особенно с сильными. Будь с ними слабой, во всем спрашивай совета и проси рассказывать о былых подвигах. И еще – совсем пустяк: когда Эраст и Маса делали свое дурацкое
Готовясь позировать, Маса сел к окну, где на столике круглел большой ком воска. Придал физиономии грозное и надменное выражение.
Мона взяла объект за колкую макушку, повернула как надо.
– Вы опять хотите, чтобы я о чем-нибудь говорил? – спросил японец, пока она натирала руки тальком. Мона кивнула. Когда он говорил, лицо оживало, а то истукан истуканом.
– Я думал про нашу прошлую беседу, госпожа, и вот что я вам скажу. У вас не может родиться девочка. Посмотрите на господина. Разве у него может быть дочь? Это невообразимо. Он слишком мужчина.
У Масы была мечта, что он будет воспитателем мальчика, потому что Фандорин ничего не понимает в детях и обязательно испортит сына.
– Посмотрите на меня. – Мона пощупала пальцами его короткий нос, чтобы уловить стереометрию. – Только башкой не вертите.
Он скосил глаз.
– А у меня может быть мальчик? Разве я недостаточно женщина? Не морщить лоб!
Идея Масе не понравилась. Он засопел.
– Расскажите что-нибудь, – велела Мона, быстро вдавливая воск.
– Про что?
– Про женщин, которых любил Эраст. Сколько их было?
Она давно уже подбиралась к этой теме.
– Нет. Господин рассердится.
– Ах, как жалко, – расстроилась Мона. – Я часто об этом думаю и начинаю беспокоиться. Вот сейчас прямо сердце закололо. Я же не из ревности спрашиваю. Кто ревнует к прошлому? Просто я хочу научиться любить его как можно лучше. А для этого мне нужно знать про женщин, которых он любил. Каких, как, за что?
Аргумент про беспокойство всегда действовал безотказно. Японец задумался, стал загибать пальцы. Скоро они закончились, и он начал разгибать их обратно.
– Я имею в виду любить, а не всякие глупости, – уточнила Мона.
– Тогда это легко. Трех женщин господин любил очень сильно. И еще трех сильно, но не очень.